Сокращения

Открытие: 20.04.2025

Обновление: 05.07.2025

"Анненская хроника"          архив "Анненской хроники"

Архив "Анненской хроники"

2024, июнь - сентябрь     2024, апрель - май     2024, январь - март

2023, сентябрь - декабрь     2023, май - август   2023, январь - апрель   2021-2022

2020, январь - май   2020, июнь - сентябрь   2020, октябрь - декабрь

2019, январь - июнь   2019, июль - октябрь   2019, ноябрь - декабрь

2018, январь - апрель   2018,  май - декабрь   2016

Записки составителя

2024

29 мая

В собрании открыта статья В. Е. Гитина (1942-2019) "Два источника стихотворения И.Ф. Анненского "Тоска маятника" (1997). Это публикация доклада на Третьих Невельских Бахтинских чтениях (1-4 июля 1996 г.).

Статья делает коллекцию анненских трудов исследователя в собрании практически полной (нет только его докторской диссертации).

Среди ряда оригинальных размышлений автора особенно можно отметить сопутствующее, но очень существенное:

"...переводы Анненского, в которых сказываются поиски им генетически родственного поэтического материала. Идея 'перевода' в таком контексте утрачивает четкость границ, отделяющих последний от оригинального творчества. Образцом такого рода усвоения чужого текста может служить 'Il pleure dans mon cæur' Верлена, в переводе Анненского - 'Песня без слов'. На этом переводе Анненский не остановился. Он пишет стихотворение 'Октябрьский миф', которое, безусловно, можно считать как бы 'вариантом' верленовского".

Это останавливает давний поток упрёков к переводчеству ИФА, включая и Еврипида.

27 мая

30 лет назад Виктор Петрович Григорьев (1925-2007) опубликовал статью "Анненский, Блок, Хлебников, Мандельштам: слово _ветер_" в журнале "Русистика сегодня" (1994. ? 3. С. 57-64). В ней сказано:

"Задача настоящей статьи - двойная: 1) предложить читателю часть материалов статьи ветер для будущего словаря "Самовитое слово" (или "Поэтический Даль", или "Поэтический Ожегов"); кратко прокомментировать эти материалы, предваряя их также и общими соображениями о Словаре <...>".

Названная книга была выпущена: Самовитое слово / Словарь русской поэзии XX века. Пробный выпуск: А - А-ю-рей. Сост.: Григорьев В.П. (отв. ред.), Гик А.В., Колодяжная Л.И., Реутт Т.Е., Фатеева Н.А., Шестакова Л.Л. М.: Русские словари. 1998. (Приложение к журналу "Русистика сегодня").

Затем появился 1-й из уже 9-ти томов: Словарь языка Русской поэзии XX века. Т. 1: А - В / Под ред. Григорьева В.П. М.: Языки славянской культуры, 2001.

2-й том - 2003 г. 3-й и 4-й тома с участием Григорьева вышли после его смерти в 2008 и 2010 гг. Далее, и до последнего выпущенного тома (Т. IX, кн. 2. УЖ - ЦЕЗАРЬ. М.: Издательский дом ЯСК, 2022), издание выходит под ред. Л.Л. Шестаковой.

Источниками Словаря заданы произведения десяти поэтов: И. Анненского (по СиТ 59), А. Ахматовой, А. Блока, С. Есенина, М. Кузмина, О. Мандельштама, В. Маяковского, Б. Пастернака, В. Хлебникова, М. Цветаевой. В. П. Григорьев пояснил выбор авторов в предисловии к 1-му тому словаря. Присутствие в списке Анненского, не прожившего и 10-ти лет в XX в., кажется лишним. Однако его место в поэзии XX в. утвердила Ахматова: "Меж тем, как Бальмонт и Брюсов сами завершили ими же начатое (хотя еще долго смущали провинциальных графоманов), дело Анненского ожило с страшной силой в следующем поколении. И, если бы он так рано не умер, мог бы видеть свои ливни, хлещущие на страницах книг Б. Пастернака, свое полузаумное 'Деду Лиду ладили...' у Хлебникова, своего раешника (шарики) у Маяковского и т. д". В Словаре для стихов установлен хронологический порядок, что в случае с Анненским по большинству условно.

Статья 1994 г. показывает, как можно, например, найти и сопоставить "ветер сонный" у Анненского:

И тихонько ветер сонный
Волоса мне шевелит... ("Под новой крышей")

и у Блока: в "Она ждала и билась в смертной муке..." (1902), а также "сонный ветер" в 'В туманах, над сверканьем рос┘' (1905).

25 мая

В собрании открыта статья С.Н. Бройтмана "Образные языки в поэтике Вячеслава Иванова" (2002). Написанное в ней об Анненском - но не всё - использовано автором в главе "От позднеклассической поэзии к символизму (Образные языки в лирике Вяч. Иванова)" монографии 2008 г., из которой в собрании сделаны выписки.

В статье подробнее рассмотрена разница символизмов ИФА и Вяч. Иванова. Сопоставлены одноимённые стихотворения поэтов "Поэзия". Интересен показ процентов называемости и неназываемости стихотворений у различных поэтов и место ИФА среди них.

21 мая

15 мая трагически погибла музыкант и автор песен Анастасия "Una" Котова, Санкт-Петербург. Наш заинтересованный сообщник, ВК-друг составителя.
Мир праху.
vk.com/unamusic (удалён)

20 мая

Наш сообщник Леонид Яницкий обнаружил в стихотворении Бориса Рыжего: vk.com/wall-40271101_39491 упоминание ИФА и "Панихидного трилистника". Видимо, имеется в виду "Трилистник траурный".
vk.com/wall-40271101_39491

Борис Рыжий "Фантазию" Фета сопоставил с "Траурным трилистником" ИФА. Это возможный взгляд. В 3-м его стихотворении "послушный локон" Фета заменен на "развившийся нимб волос". В любом случае, молодой любитель "укрыться в сад" в "майскую, томительную ночь" штудировал Фета, в т. ч. и "Фантазию". Потому, может быть, сохранял "Как я любил от городского шума..." среди более поздних своих стихотворений. Хотя он был человеком другого поколения и отказался от "послушного локона", "сладкой веры" и восторженной "волшебной сказки". А вот "окна" оставил.

"Позабудь соловья на душистых цветах,
Только утро любви не забудь!"
("В марте", "Тр. соблазна")

18 мая

Так нежно небо зацвело,
А майский день уж тихо тает,
И только тусклое стекло
Пожаром запада блистает.

К нему прильнув из полутьмы,
В минутном млеет позлащеньи
Тот мир, которым были мы...
Иль будем, в вечном превращеньи?

"Май"

Май 1874 г. - первая неудачная попытка ИФА получить 'свидетельство о зрелости'. Иннокентий не выдерживает письменного экзамена по математике. В этом же году отца, Ф. Н. Анненского, увольняют со службы. Он переносит апоплексический удар.

Этим годом датировано и стихотворение, названное отрывком из незаконченной поэмы 'Mater dolorosa', - "единственное, которое из ранних своих стихов Анненский сохранял вместе со стихами, возникшими много позднее" (А. В. Фёдоров). В нём уже есть "окна" стихотворения "Май".

Как я любил от городского шума
Укрыться в сад, и шелесту берез
Внимать, в запущенной аллее сидя...
<...>
О, майская, томительная ночь,
Ты севера дитя, его поэтов
Любимый сон... Кто может спать, скажи,
Кого постель горячая не душит,
Когда, как грезу нежную, опустишь
Ты на сады и волны золотые
Прозрачную завесу, и за ней,
Прерывисто дыша, умолкнет город -
И тоже спать не может, и влюбленный
С мольбой тебе, задумчивой, глядит
В глаза своими тысячами окон...

15 мая

Скорбное известие от руководителя Музея Николаевской гимназии Т. Ю. Бровкиной.

Трудами Д. С. Ковалёва, первого директора обновлённого учреждения дополнительного образования, историческое здание приобрело сегодняшний вид и содержание. В 2015 г. в здании открыт Музей Николаевской гимназии, состоялось одно из заседаний юбилейной Анненской научной конференции, которое открывал Ковалёв. В собрании можно посмотреть здание до, annensky.lib.ru/photo3-7.htm, и после его прихода к руководству учреждением: annensky.lib.ru/photo3-16.htm.

Дмитрий Сергеевич живо заинтересовался 4-х томником учёно-комитетских рецензий ИФА (сост. А. И. Червяков), который составитель привёз в подарок к открытию Музея. Особенно местом, где Анненский отозвался на 1-й съезд технических преподавателей.

Будем помнить с благодарностью.

8 мая

8 мая 1944 г. умер Фаддей Францевич (Тадеуш) Зелинский.

3 мая

3 мая - день рождения Изабеллы Аркадьевны Гриневской (Бейла Фридберг, 1864-1942 (по некоторым сообщениям год смерти 1944)). Она - фигурант женской части статьи "О современном лиризме". В краткой характеристике ИФА отметил "теплоту чувства" в лирике Гриневской.

26 апреля

26 апреля - 160 лет со Дня рождения французского поэта-символиста Франсиса Вьеле-Гриффена. Анненский перевёл одно его стихотворение и определил "самым утончённым из поэтов современности" в статье "Античный миф в современной французской поэзии" PDF.

21 апреля

"Давно с календаря не обрывались дни..."
Отрывные календари были уже во время Анненского.
Один из архивных текстов озаглавлен: "Юбилей Гамлета (Отрывной календарь)". РГАЛИ. Ф. 6. Оп. 1. ? 261. Л. 28. Опубликован в УКР III, с. 113-114; Письма II. ? 137, с. 77 (прим. 6 к письму Анненского к Е. М. Мухиной от 16 декабря 1906 г.).

20-29 апреля

В собрании открыта страница публикаций 1888-89 гг. в журнале "Библиограф" - все пять рецензий. Эти ранние (начальные) рецензии больше не воспроизводились и даже, кажется, не цитировались. Но они очень интересны, каждая, и по-своему. Имеет смысл их немного обозреть.

Сам журнал - солидный, выпускался 30 лет (1884-1914) семьёй Лисовских, известной в журналистике. Обращает внимание перечень участников журнала тех лет - имена, прямо связанные с Анненским (учёбой в университете, службой, участием в "кружке молодых историков", письмами, дарственными надписями). Судя по "Запискам" Е. Ф. Шмурло, "молодые историки" и привлекли его к сотрудничеству в журнале. В сюжете о добровольном участии кружковцев в финансировании журнала есть такая характерная запись от 29 августа 1889 г.:

"Анненский же, например, со своей увлекающейся натурой, бухнул 8 руб. (первоначально даже 10), а уж кто обыкновенно без денег сидит, как не он? Ему платить теперь еще и потому обиднее, что он, видимо, охладел к нашему кружку (редко бывает), а к "Библиографу" и подавно. То же увлечение побудило его просить меня ввести его в нашу компанию, но скоро он, педагог-словесник, лингвист, почувствовал себя в менее родственной обстановке среди нас, чистых историков. У него в голове Пушкин <...>, какой-ниб. там Abel, Delbrück и др. лингвисты (вон он эту зиму с С. К. Буличем занимался литовским языком), - а у нас писцовские книги, раскол <...> и т. п."

Представляется, что рецензии Анненского в журнале - это некоторая тренировка к будущему служебному рецензированию в Учёном Комитете МНП. По большей части они педагогичны. Стиль ещё несколько коряв. Исправлены опечатки и кое-где - пунктуация. Одна рецензия представлена в пдф.

= = = = =

В первой рецензии для журнала "Библиограф" Анненский откликнулся на книгу, автор которой - "один маститый ученый, который поглотил за свою долгую трудовую жизнь более художественных произведений, чем, верно, мы знаем даже заголовков" ("Власть тьмы"; КО, 65). Это Фёдор Иванович Буслаев (1818-1897), один из крупнейших представителей российского академического литературоведения. Анненский сохранял к нему большое уважение на протяжении всей жизни, критически разбирая его труды и много раз упоминая в своих публикациях. Книга Буслаева - это 2-х томник "Мои досуги" (1886), открытый в Сети и выпущенный вторым изданием в 2003 г. Книга и сегодня читается с большим интересом, и можно вполне согласиться с ИФА о её авторе:

"Несмотря на крайнее разнообразие сюжетов, различное время написания, различные формы изложения (статьи, письма, речи, рефераты), при чтении сборника чувствуется замечательное единство: оно сообщается присутствием живой, наблюдательной личности автора в каждой написанной им строке. Идеалист эстетик, с жадной пытливостью и наблюдательностью археолога и точностью филолога, - он выказывает в своих этюдах еще одну очень характерную и существенную черту своего таланта - педагогическую, - в широком смысле этого слова, опытность - уменье говорить просто и интересно с не специалистами о специальных предметах, уменье заинтересовать <...>".

Думается, что уже в этом отклике ИФА скрыто согласует написанное об авторе с собой, как он нередко делает это впоследствии, и это отмечалось исследователями. В этом смысле "почтенный академик" для него - признанный учитель и ориентир.

Первая статья Буслаева, о которой размышляет ИФА, - об иллюстрациях в академическом собрании сочинений Г. Р. Державина (1864), цифровую копию которого также можно увидеть в Сети. Этим открывается важнейшая тема в творчестве самого ИФА - об изобразительном искусстве. Несмотря на имеющиеся уже исследования, она только в начале разработки. В этой рецензии она сочетается с книжничеством Анненского, а также с важными для него понятиями "эмблемы" и "символа", ещё тогда, когда о символизме не было речи (см. его автобиографию для Ф. Ф. Фидлера):

"Виньетки в старых изданиях русских классиков, - эти заставки и узлы, которые столькими читателями оставляются без внимания, дают академику Буслаеву повод ввести нас в целый круг важных и разнообразных вопросов по истории искусства в его отношениях к умственной жизни".

Значимыми для Анненского были статьи Буслаева по "женскому вопросу". Сам воспитанный так, что "надзор за мной тоже был преимущественно женский" ("Моё жизнеописание"), он, конечно, откликнулся на них, тем более, что этот вопрос сочетался с античными и художественными представлениями.

Особенное место в рецензии занимает реакция на статью "Задачи эстетической критики". Имея уже в руках две "Книги отражений" ИФА и другие поздние его статьи, для нас не является это удивительным. Удивительно то, что ИФА рано сформировал свои эстетические критерии и держался их до конца жизни. Отклик ИФА обнаруживает важнейшую его установку: отмечая мнение Буслаева о том, что художник "не должен тратить своего дарования на изображение отвратительного, хотя бы оно сделано было с поразительной правдой", он утверждает: Едва ли прав наш автор в этом отношении. В истинном искусстве нет отвратительного <...>".

К этому можно привести характерную цитату из статьи Буслаева (с. 323):

"Но Рембрандтова Даная, дряблая и отцветшая, набеленная и нарумяненная, заслуживает внимания в истории и теории искусства, как карикатура на Тициановских красавиц того же времени, обнаженных и в слишком бесцеремонной позе, равно как и здоровенные, белые и румяные, козлоногие бабы-фавнихи Рубенса, которые кормят грудью своих гадких фавнят с обезьяньими мордами. (Все эти картины в С.-Петербургском Эрмитаже)".

Обращает также внимание в статье Буслаева абзац, который наверняка не обошёл вниманием Анненский и который отправляет нас к первым его поэтическим опытам "Канцоны на посещение Эрмитажа", когда он "был мистиком в поэзии и бредил религиозным жанром Мурильо" (автобиография для Ф. Ф. Фидлера):

"Почти столько же был чужд мифологический идеализм и школе Испанской в ее цветущую эпоху, и его отсутствие давало простор реалистическому творчеству, и, что особенно замечательно, - оно могло соединяться в художественных замыслах одного и того же живописца, каков был Мурилло, с религиозным идеализмом, иногда доходившем до мистической экзальтации. С.-Петербургский Эрмитаж особенно богат произведениями этого великого мастера".

ИФА завершает свой отклик об "интересном сборнике" формулой, предвещающей стандарт служебных рецензий: "не можем не пожелать ему возможно широкого распространения, а особенно среди учащихся". В связи с этим можно улыбнуться, имея в виду слова Буслаева о "бесцеремонной позе" тициановской Данаи и "здоровенных бабах" Рубенса.

= = = = =

Вторая рецензия в журнале "Библиограф" рассматривает книгу: Старо-русские солнечные боги и богини. Историко-этнографическое исследование М. Е. Соколова. Симбирск. 1887. Она открыта в pdf, чтобы не делать ошибок в написании старославянских и греческих букв, присутствующих в рецензии.

Само название книги ведёт к интересу ИФА, сформировавшемуся в студенческие годы и соединившему родную мифологию и лингвистику. Отзыв показывает глубокое знание научно-исторической литературы, с одной стороны, и научную бескомпромиссность Анненского - с другой. Можно также увидеть первые проявления его иронии, скрываемые деликатностью: "сооружение русского Олимпа" автором книги, по словам ИФА, "немножко смело".

Третья рецензия рассматривает книгу: Г. Э. Лессинг как драматург. Ф. К. Андерсона. С-Петербург (1887). Свои наблюдения ИФА заканчивает несколько неуклюжей фразой о том, что "она обратила на себя живо внимание нашей журнальной критики и что почти все ее оцениватели признали в ней интересное изложение и полезное напоминание о таких заслугах Лессинга, о которых не следовало бы никогда забывать". Рецензия связывает нас с сюжетом об отношении ИФА к ложному классицизму (или псевдоклассицизму), опоэтизированному "ложноклассической шалью" Мандельштама. Надо сказать, что сам ИФА никогда Лессинга и не забывал; время от времени его имя появлялось в его трудах. Через 10 лет в статье "А. Н. Майков и педагогическое значение его поэзии" он коснулся трактовки еврипидовских трагедий Лессингом, опровергнутой Виламовицем, современником Анненского и ориентиром для него. А в подготовке к одному из последних своих докладов ИФА обмолвится о том, что эстетический критерий "Лессинг подменил".

= = = = =

Ещё одна рецензия для журнала "Библиограф" в серии 1888 года - самая короткая, меньше страницы. Но, пожалуй, самая знаковая, потому что, как отмечает А. И. Червяков, - "первая связанная с античной драматургией публикация Анненского". А именно - с комедией Аристофана, хотя это имя, как и Гомеровская мифология, встречается уже во 2-й рецензии серии - на книгу "Старо-русские солнечные боги и богини". Года через четыре античная тема станет определяющим интересом ИФА с постепенно проявившимся центром - драматургией Еврипида, которую и высмеивал Аристофан.

Рецензия написана на первый русский стихотворный (и вообще) перевод комедии "Лягушки", выполненный Константином Фемистокловичем Нейлисовым (1828-1887). Анненский дает высокие характеристики автору и его труду. И особенно интересно вот что:

"Больше половины книги посвящено объяснительным примечаниям <...>. Жаль только, что прекрасный свод комментариев и конъектур сопровождает перевод, а не текст с переводом. Вообще, кажется мне, что было бы правильнее издавать с текстом точные переводы, исключительно преследующие цель ознакомить читателей с произведением. Это было бы в высшей степени педагогично <...>".

Так ИФА и сделал со своим переводом трагедии Еврипида "Вакханки" в 1894 г. - представил его параллельно с оригиналом и с объёмными сопроводительными статьями и комментариями. Может быть, книга Нейлисова стала для него примером. И можно с уверенностью сказать, что начальная цель первого перевода ИФА была именно педагогическая.

Также интересно читать:

"Самый перевод страдает теми своими выражениями где переводчик желал русифицировать, а не просто переводить текст".

Далее - примеры. Это как раз тот упрёк, который затем не раз предъявят критики ему самому. Он ещё раз показывает, что ИФА прекрасно понимал, что делал в своём "театре Еврипида". Новым критикам остаётся только не множить претензии, а разбираться, почему он так делал.

В то время, будучи практически полностью погруженным научно в народное творчество, Анненский и в этой рецензии связывает с ним античный перевод:

"Надо, мне кажется, остерегаться только чистой народно-поэтической речи, так как мы имеем лишь эпическую народную речь и до последней художественной попытки гр. Льва Толстого не было сделано серьезного шага в приложении народной речи к драматическому произведению".

Речь идёт, конечно, о пьесе Л. Толстого "Власть тьмы" (1886; опубл. в 1887 г.), без её называния, - пьеса была запрещена к постановке в России до 1895 г. Впечатлённость Анненского пьесой привела позже к её разбору в КО - второй части трилогии "Три социальных драмы".

Ещё одна примечательность в рецензии - "автор не стеснял себя повсюду точным соблюдением стиха". Так же не очень стеснял себя потом и Анненский в переводах трагедий Еврипида.

Изображение обложки взято на сайте Воронежского областного краеведческого музея. Фотографию К. Ф. Нейлисова, к сожалению, найти не удалось.

= = = = =

Последняя рецензия для журнала "Библиограф" была опубликована почти через год. Это отчасти подтверждает слова Е. Ф. Шмурло, что ИФА быстро "охладел" к журналу. С другой стороны, надо помнить, какая у него была учебная и семейная нагрузка. При этом он активно участвовал в работе Педагогического музея и его изданиях, а кроме того - в журналах "Воспитание и обучение", ЖМНП и "Гимназия".

Эта рецензия удивительна и уникальна: кажется, никогда больше Анненский не отзывался на туристские, и даже альпинистские, книги. Мы ведь знаем предпочитаемый им образ жизни. И слегка ироничное отношение к туризму. Хотя... сын вспоминал, что в молодые годы, проводя каникулы с семьёй у тёщи в Сливицком, он мог проехаться верхом. Кстати, возможно, во время летнего отдыха ему и попалась в руки эта книга. И потом, не беря во внимание служебные поездки, - европейское путешествие летом 1890 г., поездки в гости к сестре в Париж, школьные речные экскурсии. А в конце жизни ИФА "делал кратковременный Ausflug на Иматру или в ближнюю Финляндию на дачу к Н. Ф. и А. Н. Анненским и Т. А. Богданович" (Валентин Кривич. "Об Иннокентии Анненском. Страницы и строки воспоминаний сына").

Однако книга "На горах Араратских" (1889) интересна сама по себе. Её можно посмотреть, благодаря копии цифровой Библиотеки Русского географического общества. Она, действительно, "изящно" издана, "со вкусом" иллюстрирована. Как было возможно издать такую книгу двум студентам Московского университета? Помогает понять справка об авторах.

Один из них - Евграф Петрович Ковалевский (1865-1941), юрист, будущий заметный деятель образования. Достаточно посмотреть его страницу в Википедии, чтобы увидеть несколько непрямых точек пересечения с деятельностью ИФА: и в Педагогическом музее, и в УК МНП, и в Человеколюбивом обществе. Он был разработчиком первого проекта закона о всеобщем образовании (1912). Затем он продвинулся на политическом и общественном поприще, был членом Государственной думы. Власть большевиков не принял и эмигрировал во Францию, став деятелем русского зарубежья.

Ковалевский принадлежал к богатой землевладельческой семье. Это объясняет факт издания книги. Но семья была не только богатой, но и славной. Отец, Пётр Евграфович - генерал-майор. Ещё интереснее обратить внимание на его деда, полного тёзку (1790-1867), - Томского губернатора и главного начальника Колыванских и Алтайских заводов (1830-1836), директора Департамента горных и соляных дел Министерства финансов и командира Горного кадетского корпуса (1837-1839), сенатора, попечителя Московского учебного округа, министра народного просвещения (1858-1861), в 1861-1865 годах - президента Вольного экономического общества, активным членом которого был Н. Ф. Анненский. В конце жизни Евграф Петрович-старший задумал труд 'О народах живших и ныне живущих в пределах России', но осуществить не успел, издал только в последний год жизни 'Очерки этнографии Кавказа'. А начинал службу старший Евграф Петрович на Луганском литейном заводе (1810), где получил чин маркшейдера (1813), т. е. геодезиста шахт и тоннелей. Здесь он провёл первое крупное исследование геологического строения Донбасса и дал прогноз о наличии в районе г. Бахмута (Артёмовска) залежей каменной соли.

Не менее славны и братья Евграфа Петровича, Пётр Петрович (1808-1855) и Егор Петрович (1809-1868), двоюродные дедушки студента Ковалевского.

Первый - известный русский военачальник, генерал-лейтенант (1854), герой покорения Кавказа и Крымской войны (смертельно ранен при штурме Карса). Военный изобретатель и автор записок в адрес генерал-губернатора Западной Сибири князя П. Д. Горчакова об образовании на границе Сибири особого края для развития торговли России со Средней Азией. По-нынешнему - свободной экономической зоны.

Про другого - путешественника, писателя, дипломата, востоковеда - можно снимать историко-приключенческий сериал. По примеру старшего брата Евграфа он тоже стал горным инженером. До 1837 года работал на Алтайских и Уральских заводах, открыл четыре золотых прииска и получил чин капитана. Затем - Черногория, где наряду с геологией принял активное участие в боевых действиях, чуть не приведших к столкновению двух империй - Австро-Венгерской и Российской. Пришлось подавать объяснительную записку самому Николаю I. Прочтя её, император осудил горячего геолога, но отметил на полях по-французски: 'Капитан Ковалевский поступил, как истинный русский'. Дальше - Хивинский поход, Северо-Восточная Африка, Китай. И везде геологические изыскания сопровождались дипломатическими, так сказать, миссиями. Принимал участие в Крымской войне, в том числе в обороне Севастополя. С 1856 г, уже в генеральских чинах, - в руководстве Министерства иностранных дел и Русского географического общества. Егор Петрович - почётный член Санкт-Петербургской Академии наук (1857), первый председатель Литературного фонда (с 1859), который через полстолетия, в 1912 г., возглавил Н. Ф. Анненский, автор многих печатных трудов, карт и даже книги стихов 'Думы о Сибири' (1832). Тютчев в стихотворении 'Памяти Е. П. Ковалевского' написал: "Он на Руси был редкий человек".

Второй автор книги, Евгений Сергеевич Марков (1865-1916), в 1885 году окончил Императорскую Николаевскую Царскосельскую гимназию, неразрывно связанную с именем ИФА. По окончании университета стал учёным-лимнологом, т. е. исследователем пресноводных водоёмов. С 1909 г. в качестве приват-доцента читал лекции в Санкт-Петербургском университете. С 1912 г. - доктор географии, активный член Русского географического общества, активный участник проекта по изданию в 1914 году карты мира в масштабе 1:1.000.000. К сожалению, болезнь преждевременно оборвала жизнь перспективного учёного.

Возвращаясь к тексту рецензии, обращает внимание спорное утверждение ИФА: "Мы, русские, путешествовать в общем не любим и не умеем..." Может быть, он подразумевал себя, но и в этом ошибался уже потому, что книга его "привлекла" и "заинтересовала" "живым изложением", разнообразием сведений. Он особенно отметил и то, что авторы "не прочь посмеяться над собой". Интересно также высказывание Анненского по поводу поэтического приукрашивания видов природы: "поэзия трудна, а слух читателя чувствителен и избалован. Стремление поэтизировать иногда совершенно бесцельно". А вот описание сплава по реке Чорох вызвало даже "невольную зависть" у домоседа Анненского; можно сопоставить с воспоминанием его сына В. Кривича о склонности уже в преклонные годы ездить от Царскосельского железнодорожного вокзала до дома именно с быстрым извозчиком.

В заключение Анненский не забывает дать педагогическую рекомендацию книги "особенно молодежи".

18 апреля

18 апреля 1914 г. Александр Алексеевич Гизетти (1888-1938) прочитал в заседании Всероссийского литературного общества доклад об Анненском. В 1923 г. он опубликовал на его основе статью "Поэт мировой дисгармонии". "Появление новых книг из наследия Анненского дает повод вернуться к этой давно мною облюбованной теме", - пояснил автор. Он имел в виду издания В. Кривича.

9 апреля

На день рождения собрания (25 января) наш сообщник Леонид Сергеевич Яницкий предложил изменить аватар группы на это изображение вазы из Эрмитажа. Решил попробовать.

8 апреля

8 апреля - 110 лет со дня рождения Всеволода Михайловича Сечкарева (1914-1998), автора первой монографии об Анненском: Studies in the Life and Work of Innokentij Annenskij. The Hague: Mouton and Co. , 1963. 270 pp.

"Мой покойный профессор в Гарварде" - писал о нём Омри Ронен (1937-2012). Учеником Сечкарева мог бы назвать себя Владимир Евсеевич Гитин (1942-2019), защитивший докторскую степень и преподававший в Гарварде.

На монографию ссылались и ссылаются, пожалуй, все анненсковеды нашей страны. Но она не переведена и не издана в России. В Интернете не найти даже её обложки. К сожалению, её цифровой копии нет в собрании (пока). Да и фото автора нашлось только одно. А ведь он автор целого ряда монографий по русской литературе. Из его книг, видимо, только одна издана у нас: В.М. Сечкарев, Д.И. Чижевский. О влиянии идей Шеллинга в России. / Вступ. ст., публ. и коммент. Янцен В.В. М.: Модест Колеров, 2017.

Имеет смысл привести (частично) некролог Гарвардского университета (The Harvard Gazette, 18 мая 2000, открыто в Сети), подписанного группой почётных профессоров: Дональд Фангер, Гораций Г. Лант, Юрий Штридтер. Под председательством Джона Э. Мальмстада.

"Всеволод Сечкарев, почетный профессор славянских языков и литератур имени Курта Хьюго Райзингера, известный специалист по русской художественной литературе и поэзии, скончался в своем доме в Бельмонте, штат Массачусетс, 1 декабря 1998 года в возрасте 84 лет. С его смертью гарвардское сообщество потеряло последнего из выдающейся и яркой плеяды литературоведов, которые, родившись в Европе и получив там образование между двумя мировыми войнами, сделали Кембридж одним из ведущих мировых центров изучения славянской культуры.

Он родился в Харькове, на Украине, еще входившей в состав Российской империи, 8 апреля 1914 года. В детстве он перенес полиомиелит, и когда ему было одиннадцать, его родители, отчаявшись найти надлежащее лечение в разрушенной революцией Советской России, получили разрешение отвезти его в Германию для оказания медицинской помощи. Там они, как и сотни тысяч других бежавших из советского государства, остались, и там он получил свое образование, получив ученые степени по славянской филологии в университетах Берлина (1938) и Бонна (1948).

Полиомиелит сделал его частично калекой и непригодным к военной службе, но Министерство авиации Германии в Берлине призвало его служить переводчиком балканских языков с 1939 по 1944 год. Затем он некоторое время работал университетским преподавателем в Граце, прежде чем переехать в Баварию, где работал переводчиком английского языка. После окончания военных действий он год преподавал там в средней школе, прежде чем поступить на факультет Боннского университета в 1947 году. В 1953 году он стал профессором славянских языков в Гамбургском университете, а три года спустя приехал в качестве гостя в Гарвард, куда вернулся в качестве адъюнкт-профессора в 1957 году. Он был назначен профессором в 1959 году и занимал должность профессора с 1963 года до выхода на пенсию в 1984 году.

Читатели знают его многочисленные статьи на темы, которые варьируются от южнославянской литературы до мастерского обзора русского стихосложения Владимира Набокова, его исследование влияния Шеллинга на русскую литературу начала девятнадцатого века (1939), Книгу о русской литературе (1949, 1962), и особенно его немецкоязычные монографии о Гоголе (1963; английский перевод 1974); Лескове (1959); Пушкине (1963); англоязычных о Гончарове (1974) и Анненском (1963) - первом критическом исследовании на любом языке одного из величайших поэтов России двадцатого века. Его доскональное владение фактами, четкое изложение, острый синтез текстов и контекстов, а также пристальное внимание к стилю и языку писателя позволили оценить качество его научных исследований как на национальном, так и на международном уровнях. Все статьи также свидетельствовали о необычайной широте его начитанности. Казалось, он действительно читал все по-русски, во всех жанрах и во все периоды. (И его знания классики и немецкой литературы были почти такими же впечатляющими.)

Он пользовался большим успехом у студентов всех уровней. Его курс о Достоевском, а также курс годичной истории русской литературы от ее истоков до настоящего времени был очень популярен у нескольких поколений студентов, которые ценили его размах, свободное владение английским языком (он никогда не читал по нотам), его страсть и талант создавать литературную панораму в ярких тонах, населенную писателями и персонажами из плоти и крови, а не критическими абстракциями. Что касается аспирантов, то он давал советы, увещевал, уговаривал и создал несколько поколений послевоенных исследователей русской литературы: оглавления двух сборников, опубликованных в его честь, читаются как "Кто есть кто в славянской области". Мы также должны помнить, что в то время, когда роль писателей-эмигрантов в современной русской литературе игнорировалась большинством специалистов по русскому языку за рубежом (а сами писатели были запрещены на своей бывшей родине), его новаторский семинар по литературе эмигрантов исправил эту позорную ситуацию и привел к серии новаторских диссертаций. В то же время он был бескомпромиссен в своем неприятии тех, кого, по его мнению, переоценивали - или просто слишком без разбора восхваляли, - среди них Достоевского, Блока, Бабеля, Олешу, Пастернака и Солженицына. Это было образцово для учителя в той степени, что, помимо вопросов согласия или несогласия, это было ценным примером критической независимости.

Всеволод Михайлович, добродушный скептик, был джентльменом с неизменной вежливостью и традиционными манерами (он был так же уверен в галстуке и пиджаке за завтраком в восемь утра, как и за ужином), но он нисколько не стеснялся выражать свои симпатии и антипатии, будь то литература, музыка или опера, к которым у него была страсть и кладезь ярких воспоминаний. Он никогда не был ни скандалистом, ни жалобщиком, но он был человеком с твердыми, даже непримиримыми взглядами. Кустистые брови выгибались дугой, темные глаза вспыхивали, кулак подчеркнуто поднимался, чтобы подчеркнуть осуждение дрянного пения 'суперзвезд' современной оперы, модных театральных постановок и 'измов', как литературных, так и политических, в которых он винил столь многие беспорядки и ужасы, свидетелем которых был. Никто из тех, кто посещал его курс по Достоевскому в 1968 году, вряд ли когда-нибудь забудет тот день, когда студенческие бунтари, пытавшиеся закрыть университет, прошли маршем в заднюю часть лекционного зала. Всеволод Михайлович вошел, свирепо посмотрел на незваных гостей, бросил свою трость (необходимую, конечно, учитывая его искалеченную ногу, но эффективную опору как в этом, так и в других случаях) и начал свою лекцию. 'Во времена турбулентности' - он почти выкрикнул строки из романа Достоевского 'Бесы" - "обломки общества всплывают на поверхность...' Когда он закончил, класс поднялся на ноги и разразился бурными овациями.

Сечкарев осознал императив начала 1970-х - не того времени, которое вызывало у него сочувствие с культурной точки зрения (во многих отношениях он был неохотным посетителем нашего беспокойного века), - решительно занявшись своими делами. Никогда не был скучным или педантичным, легко поддавался веселью и всегда был готов с неподдельным удовольствием посмеяться со многими гостями со всего мира, которых он и его жена принимали в своем доме, он до конца оставался самим собой, неподражаемым".

7 апреля

В собрании открыта страница написанного об ИФА Д.П. Святополк-Мирским.

Она поддержана статьёй М.В. Ефимова "Поэзия И.Ф. Анненского в авторском каноне русской литературы Д.П. Святополк-Мирского", представленной на Анненских Чтениях 2015 г. В ней сказано:

"Мирский стал первым историком литературы и литературным критиком, кто представил Анненского читательской аудитории за пределами России...". Он также впервые перевёл лирику ИФА на английский язык - стихотворения "Маки" и "Октябрьский миф".

Многие суждения Мирского стали ориентиром для исследователей и в нашей стране, и, особенно, за рубежом. Немало ярких и, на первый взгляд, парадоксальных. Например:

"есть еще поэт, который одна сплошная псевдоморфоза - это Анненский". Или: "Анненский не ученик, а скорее равноправный брат Верлена и Малларме. Он единственный европеец среди русских символистов, почти единственный русский европеец своего поколения". Или: "Еще менее классичны его диковинные переводы из Горация".

На одной из конференций нашего века кто-то заметил, что пора уже Анненского ставить в один ряд с Блоком. Мне не очень понятно это стремление филологов расставлять авторов по рядам, но об этом начал писать ещё Мирский: "Наряду с Ивановым и Блоком на одно из первых мест среди поэтов XX века мог бы претендовать Иннокентий Анненский..." (1924).

Не во всем с Мирским сегодня можно согласиться.

"Фет и Анненский стремились к тютчевской нагрузке - но, живя в эпоху глубокого упадка словесной культуры, никогда не смогли вполне овладеть своим словесным материалом". - Нашей бы эпохе такой "глубокий упадок".

"Склад ума Анненского был в высшей степени неклассичным, и он сделал все, что мог, для модернизации и вульгаризации греческого поэта. Но все это доставило бы ему лишь крошечное место в русской литературе, если бы не его собственные стихи". - Слышится, конечно, влияние Ф.Ф. Зелинского, в этом можно согласиться с М. В. Ефимовым.

"Надо сказать, что язык Анненского сознательно зауряден, тривиален. Это лишенный красот каждодневный язык - но поэтическая алхимия превращает уродливый шлак пошлости в чистое золото поэзии".

"жизнь для него только длительная мука, и он не верит в некое фантастическое царство красоты"

Обращает внимание, что название вакхической драмы ИФА Мирский пишет без дефиса (как многие его современники) - "Фамира Кифаред". Но в публикации книги 1926 г. в переводе Р. Зерновой на русский язык дефис появляется. Как и в большинстве исследований новейшего времени.

В целом же нельзя не согласиться с выводом Мирского об ИФА о том, что "Искусство его достойно самого внимательного изучения, так же как и его личность, при всем своем одиночестве дающая важный материал для патологии современного ему общества".

5 апреля

В собрании открыт фрагмент из воспоминаний С. Л. Голлербаха "Город мусс" по публикации 2011 г. Он сопровождается фотографией детей, среди которых - Лала (Елена), внучка Анненского.

В собрании открыта страница "Спектакли "Ифигения - жертва", в расширение страницы трагедии.

4 апреля

"4 апреля 1924 <Д. С. Усов> присутствует на докладе М. М. Кенигсберга* 'Составные рифмы в лирике Иннокентия Анненского' и участвует в его обсуждении наряду с А. А. Буслаевым, Б. В. Горнунгом, Н. К. Гудзием, М. А. Петровским, А. В. Артюшковым и А. И. Роммом".

* Максим Максимович Кенигсберг (1900-1924) - "автор глубокой и оригинальной филологической концепции, в чем-то неожиданно знакомой, в чем-то остро современной <...> начинающий филолог сумел оказать прямое или косвенное влияние на очень многих современников, приняв активнейшее участие в научной жизни своего поколения" (Шапир М. И. М. М. Кенигсберг и его феноменология стиха. // Russian Linguistics. March 1994, Volume 18, Issue 1, pp 73-113)."

Информация Т. Н. Нешумовой в издании: Усов Д. С. 'Мы сведены почти на нет┘'. Т. 1. Стихи. Переводы. Статьи / Сост., вступ. статья, подгот. текста, коммент. Т. Ф. Нешумовой. М.: Эллис Лак, 2011. С. 473.

Недолгое время спустя 24-летний докладчик умер (30 июня). Текст доклада, скорее всего, не сохранился.