"Мир Иннокентия Анненского": Анненский и Маяковский, Анненский и Хлебников

Корней Чуковский вспоминал в книге о Репине:

Это было в июне 1915 года. <...> Маяковский шагал особняком, на отлёте и, не желая ни с кем разговаривать, беспрерывно декламировал сам для себя чужие стихи - Сашу Чёрного, Потёмкина, Иннокентия Анненского, Блока, Ахматову. Декламировал сперва издевательски, а потом всерьёз, "по-настоящему". Репин слушал его с увлечением, часто приговаривая своё любимое "браво"...

К. Чуковский. Илья Репин. М., "Искусство", 1969. С. 104.

... издевательски, но очень внимательно штудировал он Иннокентия Анненского и Валерия Брюсова, с чрезвычайным интересом вникал в распри символистов с акмеистами, часами перелистывал у меня в кабинете журналы "Аполлон" и "Весы".

К. Чуковский. Собр. соч., т. 2. М., "Художественная литература", 1965. С. 358.

В. О. Перцов
Реализм и модернистские течения в русской литературе начала XX века

Источник текста: Перцов В. О. Писатель и новая действительность. Изд. 2-е, доп. М., "Советский писатель", 1961.
Первоначальная публикация текста: "Вопросы литературы", 1957, 2.

Ложь чувства и, значит, упадок искусства. И поэтому даже такой замечательный поэт, как Иннокентий Анненский, действуя по модернистскому канону и шаблону в поэтизации небытия, впадает в риторику, в ложную значительность, провозглашая: 'Иль над обманом бытия творца веленье не звучало' и еще: 'Постылый ребус бытия'¹. Одна за другой следует целая серия, просто каталог всех видов и разновидностей тоски: 'Тоска возврата', 'Тоска мимолетности', 'Тоска припоминания', 'Тоска белого камня', 'Тоска вокзала', 'Тоска медленных капель', 'Тоска кануна', 'Тоска миража'...² В этой серии превосходна 'Тоска вокзала', но методичность, 'программность' пессимизма опрощает замысел, превращает его в схему.

Правда чувства не живет в ладу со схемой. У поэта подлинного правда чувства вытесняет декадентскую схему, и тогда перед нами вырисовывается другой Иннокентий Анненский. К этому другому, глубокому, трагическому поэту, блестящему мастеру, восходят в каких-то своих чертах не только А. Блок, но и В. Маяковский. Из стихотворения Маяковского 'Надоело'³ можно понять, что поэзия И. Анненского была ему хорошо знакома:

Не высидел дома.
Анненский, Тютчев, Фет.
Опять,
тоскою к людям ведомый,
иду
в кинематографы, в трактиры, в кафе.

Не от приведенной ли выше многосерийной тоски И. Анненского затосковал читатель Маяковский по людям?

Однако с другим Анненским, высоким трагическим поэтом, перекликается известная, характерная для Маяковского метафора о 'пожаре сердца' в поэме 'Облако в штанах': 'Крик последний... о том, что горю, в столетии выстони...' В стихотворении И. Анненского⁴ та же лирическая ситуация решена тоже трагически, но совсем по-другому. Если у Маяковского исступление отчаяния, бунт против неправильно устроенной жизни, то у И. Анненского лишь потребность 'выплакать свою обиду на жизнь', как верно заметил Вячеслав Иванов⁵.

Я думал, что сердце из камня,
Что пусто оно и мертво:
Пусть в сердце огонь языками
Походит - ему ничего!
И точно: мне было не больно,
А больно, так разве чуть-чуть...
И все-таки лучше довольно,
Задуй, пока можно задуть...
На сердце темно, как в могиле.
Я знал, что пожар я уйму...
Ну вот... и огонь потушили,
А я умираю в дыму...

Может быть, от этого стихотворения И. Анненского (а не только от разговорной метафоры 'сердце горит') отталкивался Маяковский в известном эпизоде своей поэмы.

Правда чувства связывает приведенное стихотворение с традициями русской классики, с глубоким реалистическим изображением душевных конфликтов, показывая трагическое в жизни. То же самое можно сказать о таких блистательных произведениях, как 'То было на Валлен-Коски', 'Картинка', 'Среди миров, в мерцании светил...', 'Лира часов', 'Кек-уок на цимбалах'. Это - другой Анненский, как и в некоторых произведениях 'балаганного' цикла, с острым знанием народного быта, с мастерским использованием народной разговорной речи, - например, в изумительном стихотворении 'Шарики детские'. Конечно, декадентство цепко держало в своих путах автора этих произведений, ограничивало его, направляло его талант в сторону от жизни, от правды жизни, в сторону от правды чувства, к красивой, но беспредметной и лживой мечте:

Зачем мне рай, которым грезят все?
А если грязь и низость - только мука
По где-то там сияющей красе...⁶

Но ведь рядом с этим был 'другой Анненский', которого нельзя уложить в модернизм, которому по пути с реализмом. Как ни узок его поэтический мир, но именно в этих последних произведениях он глубоко человечен, то есть наиболее значителен как художник.

Источник текста: Н. Харджиев, В. Тренин. Поэтическая культура Маяковского. М.: Искусство. 1970. С. 197-200.
7-я глава раздела "Заметки о Маяковском" (с. 184-243).

Николай Иванович Харджиев (1903-1996) - писатель, историк новейшей литературы и искусства, текстолог, коллекционер.
Страница Википедии.

Владимир Владимирович Тренин (1904-1941) - литературовед, литературный критик.
Страница Википедии.

Слева суперобложка и обложка книги.

Первый сборник стихов Маяковского 'Я!' (1913) вызвал несколько отзывов в журналах и газетах.

Из этих отзывов заслуживают внимания только два: В. Брюсова и С. Боброва.

Валерий Брюсов в своем обзоре 'Год русской поэзии' (1914) отметил, что у Маяковского в 'маленьком сборнике' ('Я!') и в 'его стихах, помещенных в разных сборниках, и в его трагедии встречаются и удачные стихи, и целые стихотворения, задуманные оригинально'¹².

В полемической статье С. Боброва, напечатанной в девятом альманахе эгофутуристов (1913) мы находим следующее высказывание о стихотворении 'Несколько слов обо мне самом': 'В брошюре Маяковского 'Я!' последнее стихотворение действительно совсем приятно, но большое влияние Анненского налицо'¹³.

Это утверждение основано на чисто внешнем сходстве нескольких слов из последней строфы стихотворения Анненского 'Тоска припоминания' с начальными строками стихотворения Маяковского

Весь я там в невозможном отсвете,
Где миражные буквы маячат...
...Я люблю, когда в доме есть дети
И когда по ночам они плачут.
(Анненский)

Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?

А я -
в читальне улиц -
так часто перелистывал гроба том.
(Маяковский)

Здесь можно говорить о некоторой общности темы, взятой в абстракции. Тема стихотворения Анненского - бессонница одинокого поэта, тема Маяковского - одинокий поэт ночью на улице большого города*.

* См. об этом в анализе Л. Ф. Кациса, плюс добавление Ю. Карабчиевского из книги "Воскресение Маяковского" (там же).

По развитию темы и по ее метафорическому напряжению Маяковский далеко отходит от интимно-лирического сюжета Анненского.

У Анненского ночь дана только через импрессионистическую метафору абсолютной тьмы - небытия:

Мне всегда открывается та же
Залитая чернилом страница.
Я уйду от людей, но куда же,
От ночей мне куда схорониться?

У Маяковского речь персонифицирована, она (как и другие предметы городского пейзажа) становится участником лирической трагедии:

Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор.

Неожиданная начальная фраза об умирающих детях в стихотворении Маяковского в свое время вызвала упреки в "аморальности". Упреки эти объясняются полным непониманием социальной основы и идейного задания вещи.

Это - горький сарказм поэта, перед глазами которого не раз проходили похоронные процессии ("гроба том"), поэта, который знает непрерывное чередование радостных и сумеречных эмоций ("прибой смеха за тоски хоботом").

Ср. в стихотворении "Вывескам" (1913) тот же контраст быстрого веселого мелькания световых реклам с медлительно-печальным шествием похоронной процессии:

А если веселостью песьей
закружат созвездия "Магги" -
бюро похоронных процессий
свои проведут саркофаги.

Заключительные строки стихотворения "Несколько слов обо мне самом" развертывают фантастическое сравнение:

Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!

Это предельное выражение одиночества - не "камерного" одиночества поэта в своей комнате, а социального одиночества поэта на улице.

Сходства между Анненским и Маяковским нельзя искать в отдельных темах или стихотворениях, но несомненно, что некоторые черты поэзии Анненского были близки Маяковскому в период его поэтического формирования.

О том, что Маяковский знал стихи Анненского, свидетельствует упоминание автора "Кипарисового ларца" в стихотворении "Надоело" (1916) наряду с именами Тютчева и Фета.

Для Анненского характерно синтаксическое напряжение стиха, неожиданные ходы импрессионистических метафор и сравнений, сдвигающих привычные отношения к предметам, перебои высокой поэтической лексики прозаизмами и словами специальных технических диалектов (все эти конструктивные элементы получили развитие в стихах Пастернака).

У Анненского были и опыты "демократических" жанров: базарного раешника ("Шарики детские") и сатирического стихотворного фельетона "Нервы" (с характерным подзаголовком "Пластинка для граммофона"). Эти стихи перекликаются с "антимещанскими" стихами поэтов "Сатирикона" (Саша Черный, П. Потемкин). Особенно интересно стихотворение Анненского "Разлука (Прерывистые строки)", построенное целиком на перебоях метров и на резких контрастах длинных строк с короткими, вплоть до односложных и даже до однофонемных ("Как в забытьи, - / И...").

Истерические восклицания и повторения в этом стихотворном монологе временами напоминают об "Анафеме" (1916) Маяковского:

Этого быть не может,
Это - подлог...
(Анненский)

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?
(Маяковский)

В исследовании возникновения и развития поэтического метода Маяковского нужно стремиться не столько у становлению случаев текстуальной близости его вещей к его стихам того или иного поэта (кстати, благодаря новаторской установке Маяковского такие случаи крайне редки), сколько к выяснению диапазона поэтической культуры Маяковского, нужно исследовать стиховые системы тех поэтов, которых он знал и у которых были отдельные конструктивные элементы, близкие к его поэтическому методу.

Сергей Павлович Бобров (1889-1971) - поэт, критик, один из организаторов русского футуризма, глава издательства 'Центрифуга', прозаик, переводчик, стиховед, математик, популяризатор науки. Репрессирован. После возвращения из лагерей написал две познавательные книги для детей, пользовавшиеся большой популярностью, - 'Волшебный двурог' и 'Архимедово лето'.

См. об этом тексте: Тименчик Р. Д. Поэзия И. Анненского в читательской среде 1910-х годов // А. Блок и его окружение. Учен. зап. Тарт. ун-та, вып. 680. Блоковский сборник. VI. Тарту: Тартуский гос. ун-т. 1985. С. 110-111.

С. Бобров склонен был выискивать влияние Анненского у литературных соседей - кубофутуристов и эгофутуристов. Он указал на "большое влияние Анненского" в стих. Маяковского "Несколько слов о себе самом"⁶³. По этому вопросу - о притяжении и отталкивании раннего Маяковского по отношению к поэтике Анненского, - подробно рассмотренному Н. И. Харджиевым⁶⁴, можно добавить, что уничижительные высказывания Маяковского об Анненском в 1920-е гг.⁶⁵, как и в других случаях (например, с Ахматовой), степенью своей язвительности указывают на силу былого увлечения.

⁶³ Развороченные черепа (Эгофутуристы. IX). СПб., 1913, с. 7.
⁶⁴ Тренин В. В., Харджиев Н. И. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970, с. 197-200.
⁶⁵ Ср. фразу, сказанную им Д. Алтаузену (в передаче М. А. Светлова): " - Начитаетесь вы этих Иннокентиев и Каролин, до чего же вам скучно жить станет!" (Встречи с прошлым. Вып. 1. М., 1970, с. 359). Руку Маяковского можно предположить в лефовской "Полемсмеси", подписанной: "Коллектив". Здесь осмеивается рецензия С. Боброва на "Посмертные стихи", и по поводу строк

Что надо, безумная сказка,
От этого сердца тебе,

о которых Бобров писал, что "такое вот становится как-то значительным", сделано "коллективом" замечание: "Особенно значительно "такое вот" по-нашему станет, если исполнять его под гитару, на мотив "Зачем ты, безумная, губишь" (Леф, 1923, ? 3, с. 38). Как известно, подобный прием дискредитации чужого текста часто применялся в полемике именно Маяковским.

В разделе книги о ранней лирике Маяковского тоже есть фрагменты, связанные с Анненским:

Первым переводчиком и пропагандистом французских "прóклятых поэтов" в России был Иннокентий Анненский⁹. После Анненского лучшим русским переводчиком "прóклятых" должен быть признан Бенедикт Лившиц. В начале 1911 г. вышла первая (дофутуристическая) книга его стихов "Флейта Марсия", куда он включил и ряд переводов из Корбьера, Рембо, Роллина.

⁹ Заглавие второго сборника стихотворений И. Анненского "Кипарисовый ларец" несомненно восходит к книге Ш. Кро 'Le coffret de santal'. (С. 316)

Crois-tu que le soliel frit dont pour tout le monde
Ces gras graillons grouillants qu'on torrent d'or inonde?
Non, le bouillon de chien tombe sur nous du ciel.

Этот пример приводим в подлиннике, чтобы показать систему форсированных звуковых повторов, типичную для стиля Корбьера.

Не думаешь ли, брат, что растопив червонцы,
Журчаще-жаркий жир для всех готовит солнце?
Собачьей мы и той похлебки подождем.
("Париж днем")

Велимир (Виктор) Владимирович Хлебников (1885-1922) - поэт, прозаик, драматург.

Уникальный реформатор и экспериментатор в истории отечественной литературы. Посещал "башню" Вяч. Иванова и встречи в журнале "Аполлон". Наверняка видел И. Анненского. Об этом хотел что-то написать В. Кривич... Но символизм для Хлебникова быстро закончился, и он открыл совсем другую поэтику, полную величия на фоне нищеты и житейского истощения.

Страница Википедии
Персональный сайт: http://www.hlebnikov.ru

В. Хлебников
Фото, 1913 г. [4]

В. Хлебников
Рисунок В. В Маяковского,
1916, [5]

В. Хлебников
Автопортрет, 1909 г. [4]

В. Хлебников упоминается В. Кривичем в раннем плане своей мемуарной книги, см. статью А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика в ПК. Там же приводится следующий комментарий.

О контактах В. В. Хлебникова и Анненского (видимо, в связи с "Аполлоном") никаких конкретных сведений не обнаружено. Можно предположить, что именно Анненский характеризуется в строках "сатиры" Хлебникова:

'Карамора ? 2-й' ('Петербургский "Аполлон"') фрагмент

Верлен упорствует. Можно еще следовать
В очертании обуви и ее носка,
Или в искусстве обернуть шею упорством
белого, как мука, куска,
Или в способе, как должна подаваться рука,
Но если кто в области, свободной исконно,
Следует вяло и сонно закройщика законам, -
Пусть этот закройщик и из Парижа -
В том неизменно воскресает рыжий.
ноябрь 1909 г.

Велимир Хлебников. Собрание произведений, т. II. Изд. писателей в Ленинграде, 1930, с. 81.

Ср. об Анненском: 'Удивительно просто, ласково и красиво подавал он руку <...>' (Сергей Маковский. Иннокентий Анненский (по личным воспоминаниям). Веретено, кн. 1, Берлин, 1922,с. 237); многочисленны у мемуаристов описания накрахмаленных тугих воротничков Анненского. В дважды повторенном Хлебниковым 'закройщике' можно угадать намек на Шарля Кро, поэзию которого Анненский популяризировал на заседаниях Общества ревнителей художественного слова.

Таким образом, Хлебников был в курсе подготовки 2-го номера "Аполлона". Ещё один фрагмент поэмы (названной Д. Бурлюком "сатирой" при публикации в 1913 г.) подразумевает Волошина с его циклом 'Corona astralis', а также и Анненского (см. прим. 2 к письму Анненского Волошину от 4 ноября 1909 г.):

Полный текст поэмы с комментарием опубликованы: Хлебников Велимир. Собрание сочинений в шести томах. Т. 3: Поэмы. 1905-1922. / Под общей редакцией Р. В. Дуганова; Составление, подготовка текста и примечания Е. Р. Арензона и Р. В. Дуганова; РАН, Институт мировой литературы имени А. М. Горького; Общество Велимира Хлебникова. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2002. Комментируя поэму, составители не называют имени Анненского.
Имеет смысл обратиться и к "1-й караморе" - поэме "Передо мной варился вар...". В ней прямо сказано об участии Хлебникова в собраниях на "башне" Вяч. Иванова, например:

В этой поэме есть строка "Она скользнула в дверь за Ниссой...", персонажу которой дано следующее примечание составителей (к сожалению, не могу указать страницы, пользуюсь Интернетом):

Конечно, имеет место путаница. 'Лаодамия' - трагедия самого Анненского, и в ней нет такого имени, есть место: "На дальней Ниссе, В лазурном море Обетованной..." В ТЕ 1906, в трагедии "Геракл", есть ужасное существо Лисса, не подходящее по смыслу к тексту поэмы. А в трагедии Сологуба, действительно, есть Нисса, "рабыня". Значит, Хлебников был знаком с этой трагедией и, может быть, с "Лаодамией" Анненского.

В дневнике М. А. Кузмина 4 декабря 1909 г. в записи по поводу смерти Анненского есть такая фраза: "Хлебников, говорят, в отчаяньи". Но относится ли она к скорбному факту, не ясно.

Источник текста: Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Книга 2. ИМЛИ РАН. М., "Наследие", 2001 г.

"<...> весной 1908 г. <...> он из Казани посылает 14 словотворческих стихотворений ("славянофильских" и др. <...>) - Вячеславу Иванову.

Вскоре в Судаке они познакомились лично. Патронаж авторитетнейшего символиста длился два года, начинания поэта метр поддержал⁴⁶, и с мая 1909 г. Хлебников - в "кружке" Иванова, где получает от его членов и принимает новое горделивое имя Велимир⁴⁷. Иванов посвящает ему стихотворение "Подстерегателю", и уже 10 июня, собираясь на Украину, Хлебников посылает Иванову набросок поэмы "Зверинец" с посвящением, которое сохранит при публикации поэмы после ухода с ивановской "Башни" и из "Академии стиха" (начало 1910 г.), вследствие разрыва с журналом "Аполлон", не напечатавшим "Зверинец", вопреки данному обещанию.

Конфликт с "Аполлоном" важен в биографическом плане, но в сущности он не поколебал характер авторского идиостиля: его основы к 1910 г. уже были заложены, а их неприемлемость для критериев редактора журнала С. Маковского лишь ускорила сближение Хлебникова с созревающими кубофутуристами. Позднее он признавался:

В двух памфлетах - "Передо мной варился вар..." и "Карамора ? 2-ой"⁴⁹ - поэт запечатлел атмосферу назревающего разрыва с журналом. Они выражают и эстетическое одиночество Хлебникова в кругу "Академии стиха". Узнаваемы "из теста помещичьево изваянный Зевес" (Волошин), "писатель, который уже сменил надежды на одежды / Всеобщего уважения и почета" (Сологуб), "поклонник жираф" (Гумилев) и др. "Парижу" и "западничеству" собрания противостоит "русский Баян" (ср. образ Леля в иной сатире - "Маркизе Дэзес". Вяч. Иванов и М. Кузмин упоминаются здесь с мягкой иронией. Заметим, уже независимо от этого ряда имен, "что последняя трагедия Анненского" (слова Ахматовой⁵⁰), скоропостижно скончавшегося в конце 1909 г., стала и двойной потерей века: богатые потенции отношения "Анненский/Хлебников" имеет смысл обсуждать лишь в порядке мысленных экспериментов.

⁴⁶ Хлебников В. Собр. произведений. Л., 1933. Т. 5. С. 286-291.

⁴⁷ Хлебников В. Собр. произведений. Т. 5. С. 289.

⁴⁸ Хлебников В. Собр. произведений. Т. 5. С. 49-50 (неоконченная поэма "Олег Трупов" 1915?).

⁴⁹ Хлебников В. Неизданные произведения. М., 1940. С. 197-204; окончание второго, под загл. "Петербургский "Аполлон" / Сатира" // Хлебников В. Собр. произведений. Т. 2. С. 80-82. Пьесу "Чертик", эту "Петербургскую шутку на рождение "Аполлона", автор, видимо, закончил до того как пересал "обманываться". Ее "диалоги" игриво гиперболизируют фантастику и "Снежимочки", и "Маркизы Дэзес", как "малый выход бога огня" ("Свояси"), предсказывая и "театр невозможного" (РГАЛИ, 27:11 об.). См. примеч. 189.

Шатова И. Н. Криптографический карнавал Велимира Хлебникова // Велимир Хлебников и русский авангард. Материалы научной конференции. Великий Новгород, 17-19 октября 2013 г. / Сост. Т.В. Игошева. М.: Азбуковник, 2015. С. 117-120. фрагмент PDF

1.
2. Владимир Маяковский. Собр. соч. в 12 тт. Т. 1. Москва, "Правда", 1978.
3. Николай Чуковский. Литературные воспоминания. М., "Советский писатель", 1989.
4. Велимир Хлебников. Творения. М., "Советский писатель", 1986.
5. Рисунки русских писателей XVII - начала XX века. Альбом. Автор-составитель Дуганов Р. В. М., "Советская Россия", 1988.