Сокращения

Открытие: 20.05.2007

Обновление: 05.08.2019

Г. В. Ходасевич
"Каких обманов ты, о сердце, не прощало?.."

Источник текста: Григорий Ходасевич. Гений и болезнь: Благодаря или вопреки?: Избранные эссе. Вып. 1. М., "Атмосфера", 2005. С. 10-16. Очерк обильно украшен виньетками и сопровождается портретами Анненского работы А. Н. Бенуа и Э. Ф. Голлербаха. Можно посмотреть с. 10-11. Эту тему рассматривают также: Ашимбаева Н. Т. Сердце как образ лирики И. Анненского. Богданов Н. Н. Сердце Иннокентия Анненского. Кривулин В. Б. Болезнь как фактор поэтики Анненского. Ларинский Н. Е. 'Я - слабый сын больного поколенья:'. История болезни Иннокентия Анненского. Шляговский О. Поэзия - лекарство и яд гениев или Исповедь реабилитанта. очерк из книги

Перед очерком автор приводит следующую справку:

Иннокентий Анненский (1855-1909)

Полное имя: Иннокентий Федорович Анненский.
Происхождение: родился в Омске в семье крупного чиновника.
Образование: историко-филологический факультет Петербургского университета.
Профессия: преподаватель древних языков в гимназии, инспектор Петербургского учебного округа.
Призвание: литература. Основные произведения: книги стихов 'Тихие песни' (1904), 'Кипарисовый ларец' (1910); трагедии 'Меланиппа-философ' (1901), 'Царь Иксион' (1902), 'Лаодамия' (1906), 'Фамира-кифаред' (1913); перевод всех трагедий Еврипида 1 (т. 1 - 1907); две 'Книги отражений' (1906, 1909), сборники литературно-критических статей о русской и западноевропейской литературе.
Автохарактеристика: 'Нисколько не смущаюсь, что работаю исключительно для будущего и все еще питаю надежду в пять лет довести до конца свой полный перевод и художественный анализ Еврипида - первый на русском языке, чтобы заработать себе одну строчку в истории литературы - в этом все мои мечты'.¹
Заболевания: патология сердечно-сосудистой системы (впервые проявилась в возрасте 5 лет), выражавшаяся в плохой переносимости физических нагрузок.
Основные черты поэзии: великолепные описания переходных состояний природы, человеческих чувств, вспышек недуга, невозможности преодоления творчеством трагизма жизни.
Главные заслуги: оказал большое влияние на акмеистов (Ахматова, Гумилев и пр.), футуристов (Хлебников, Маяковский), на развитие поэтического языка в целом.

Вряд ли отыщется поэт, который внимательнее прислушивается к сердечному ритму чаще обращается в своих стихах к сердцу. Немногие его произведения обошлись без многоточий, замедлений, ускорений, перебоев. Происходит ли это от невозможности высказать всё, одновременно сладкой и мучительной недосказанности, или в стихи прорывается нарушенное дыхание больного человека?

Недооцененный при жизни и почти неизвестный современному читателю, Иннокентий Анненский до сих пор остается любимым поэтом многих сочинителей (а некоторые, например Ахматова и Кушнер, даже имели удовольствие любить его публично) и кладезем для заимствований. Но мало кто за изящной и отточенной формой его творений видит не автора-модерниста, а человека, обуреваемого почти что нутряными чувствами - страхом, доходящим порой до ужаса, тоской, муками бесплодных попыток преодолеть творчеством трагизм жизни. По словам Вячеслава Иванова, '...сердце говорило Анненскому о любви и ею уверяло его о небе. Но любовь, всегда неудовлетворенная, неосуществленная здесь, обращалась только в "тоску"'².

'С тех самых пор, как я ясно начинаю себя понимать, я рос слабым, болезненным ребенком и, в отношении физического развития, оставался далеко позади сверстников, - вспоминал Иннокентий Анненский. - Самое свойство моего организма делало меня менее подвижным и отчасти более солидным сверстников'³. Эта солидность сопровождала его всю жизнь: он даже с близкими держался с подчеркнутой чопорностью, а в его доме царил барский обиход, и тогда уже казавшийся совершенным анахронизмом. И лишь в стихах да еще в письмах к нескольким адресатам сквозь маску благополучия прорывалась страдающая душа.

Вот как с поразительной законченностью, свойственной всем его стихам, описал Анненский в четверостишьи 'К моему портрету' противоречия, которые отравляли существование поэта:

Игра природы в нем видна,
Язык трибуна с сердцем лани,
Воображенье без желаний
И сновидения без сна.⁴

Педагог, филолог, чиновник, Анненский был прирожденным оратором. Но в его сердце жили тоска и страх. С легкой руки Владислава Ходасевича, принято считать, что это был страх перед смертью, в действительности же - перед 'постылым ребусом бытия'. Богатое воображение поэта было не в силах победить скуку обыденного прозябания. А сон в его творчестве (надо думать, и в жизни) оказался накрепко связан с кошмарами и болезнью:

Эта ночь бесконечна была,
Я не смел, я боялся уснуть:
Два мучительно-черных крыла
Тяжело мне ложились на грудь.⁵

'Поэты говорят обыкновенно об одном из трех: или о страдании, или о смерти, или о красоте. Крупица страдания должна быть и в смехе, и даже в сарказме, - иначе поэт их никогда себе не усвоит'⁶, - такой вывод сделал Анненский и отыскал в страдании красоту, а по мнению некоторых исследователей, даже стал 'певцом смерти'.

Пока в тоске растущего испуга
Томиться нам, живя, еще дано,
Но уж сердцам обманывать друг друга
И лгать себе, хладея, суждено;

Пока прильнув сквозь мерзлое стекло,
Нас сторожит ночами тень недуга,
И лишь концы мучительного круга
Не сведены в последнее звено...⁷

Поэт знал, что для наивной души борьба со страхом жизни непосильна. Но он вовсе не был наивен, когда писал: 'С особой охотой поэт симулирует страдание. Симулирует, конечно, как поэт, т.е. творчески, прекрасно, со страстью, с самозабвением, но все же только симулирует'⁸.

В жизни Анненского, однако, было немного поводов для симуляции. Но, кроме мучительных воспоминаний, болезнь дарила, по его словам, и интересные: 'Я пережил дивный день действительно великолепного бреда, который <...> отличался у меня удивительной стройностью сочетаний и ритмичностью. Между прочим, все мои, даже беглые, мысли, являлись в ритмах и богатейших рифмах, и странно, что это шло периодами: сначала один размер, потом другой, легкость в подборе сочетаний была прямо феноменальная, хотя, конечно, их содержание было верхом банальности'⁹.

Он часто добивался потрясающего эффекта, используя в стихах приемы риторики. Вот замечательный пример подтверждения тезиса 'сердце не камень' с помощью ложной посылки:

Я думал, что сердце из камня,
Что пусто оно и мертво:
Пусть в сердце огонь языками
Походит - ему ничего.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На сердце темно, как в могиле,
Я знал, что пожар я уйму...
Ну вот... и огонь потушили,
А я умираю в дыму.¹⁰

Пожар в сердце и дым - постоянный мотив стихов Анненского:

Кончилась яркая чара,
Сердце очнулось пустым:
В сердце, как после пожара,
Ходит удушливый дым.¹¹

Предметность поэзии Анненского, наделение вещей душой, зачастую более нежной и хрупкой, чем у людей, - одно из главных достоинств его стихов:

...И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Смычок все понял, он затих,
А в скрипке эхо все держалось...
И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.¹²

Поэт постоянно разрабатывал в своем творчестве тему обиды, причем самые запоминающиеся образы, связанные с обидой, принадлежат в его стихах вовсе не людям, а вещам:

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.¹³

Сколь убедительно звучит в стихах этот мотив, столь двусмысленна у Анненского тема прощения. Похоже, поэт, воскликнувший:

О, дайте вечность мне, - и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам...¹⁴

не в силах был убедить в возможности прощения не то что читателя - самого себя:

Я все простил: простить достало сил,
Ты больше не моя, но я простил.
Он для других, алмазный этот свет,
В твоей душе ни точки светлой нет.

Не возражай! Я был с тобой во сне;
Там ночь росла в сердечной глубине,
И жадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься... я знаю... я видал.¹⁵

Несмотря на тяжелую болезнь сердца, Анненский очень много трудился: его нагрузка как преподавателя доходила до 56 учебных часов в неделю, он перевел всего Еврипида и множество стихов любимых французских символистов. Связывая именно с Еврипидом возможность занять 'одну строчку в истории русской литературы', к собственному творчеству поэт относился очень строго: единственный прижизненный сборник 'Тихие песни' был издан под псевдонимом Ник. Т-о (то же безопасное имя, что избрал себе Одиссей для общения с циклопом Полифемом). Видимо, поэтому весьма прохладная реакция критики на эту книгу не стала для Анненского большим ударом. Но когда поэт, отбросив псевдоним и выйдя в отставку, решил посвятить себя исключительно творчеству, циклопы моментально набросились на него и загубили беззащитное сердце:

О сердце! Когда леденея,
Ты смертный почувствуешь страх,
Найдется ль рука, чтобы лиру
Твою так же тихо качнуть
И миру, желанному миру,
Тебя, мое сердце, вернуть?..¹⁶

Но ведь 'сердце так слабо и сиро'. Не нашлась... Сердце остановилось па ступеньках Царскосельского вокзала по пути на лекцию. Поэт был опознан по тексту доклада про таврическую жрицу, прочесть который ему было не суждено.

Примечания:

1. Не совсем точная цитата письма А. В. Бородиной от 29. 11. 1899 г.
2. Вяч. Иванов. О поэзии Иннокентия Анненского.
3. "Моё жизнеописание".
4. "Стихотворения, не вошедшие в авторские сборники".
5. "Утро", ТП.
6. "Символы красоты у русских писателей" ("Вторая книга отражений").
7. "Чёрный силуэт", КЛ.
8. "Символы красоты у русских писателей" ("Вторая книга отражений").
9. Цитата из письма Е. М. Мухиной от 1.08.1904 г.
10. "Я думал, что сердце из камня..."
11. "Трилистник соблазна", КЛ.
12. "Смычок и струны", КЛ.
13. "Трилистник осенний", КЛ.
14. "Pace", КЛ.
15. "Ich grolle nicht", пер. из. Г. Гейне.
16. "Лира часов".

вверх

Сокращения

При использовании материалов собрания просьба соблюдать приличия
© М. А. Выграненко, 2005-2019
Mail: vygranenko@mail.ru; naumpri@gmail.com