Есть в статье "О современном лиризме" абзац:

"Там, где на просторе, извечно и спокойно чередуясь, во всю ширь, то темнеет день, то тает ночь, где рощи полны дриад и сатиров, а ручьи - нимф, где Жизнь и Смерть, Молния или Ураган давно уже обросли метафорами радости и гнева, ужаса и борьбы, - там нечего делать вечно творимым символам... Зато там свободно плодит своих богов и демонов Миф. Называйте себе их как хотите. Вам непременно будет казаться, что поэзия просторов, отражая этот, когда-то навек завершенный мир, не может, да и не должна прибавлять к нему ничего нового."

Перебираю слова, как мальчик Алладин - камушки в сокровищнице. "Поэзия просторов" - это природа у Анненского. И это интересная тема. Хотя сын, Валентин Кривич, написал:

"Уж не знаю, был ли в данном случае отец совершенно искренен, но во всяком случае он не раз и по разным случаям говорил, что природы, как таковой, он не любил. Т. е., мне кажется, вернее не то, что он не любил природы, а ему было ближе в природе то, к чему были приложены человеческие руки. Вот хотя бы в одном из писем из Италии <...> - 'природа вообще действует на меня не сильно', а в другом - какое-то чувство удовлетворенной гордости по поводу 'победы над природой человеческого труда и ума'. 'Бог с ними, с этими емшанами', - восклицает он в статье 'О современном лиризме', переходя от разбора стихов с темами, т<ак> с<казать>, 'стихийно-природными' к другим".

Действительно, эти слова могут подтвердить эпиграфы в автографах стихотворения "Декорация":

'На меня действует только та природа, которая похожа на декорацию. Из [Само] признаний';
'Мне нравится природа, когда она похожа на декорацию'.

Но как это сопоставить с отношением Анненского к декоративности, декорациям в стихах, неоднократно высказанном, в том числе и в статье "О современном лиризме"?

'Бальмонт - лирик':

'Цельность - только химера, смерть, хотя жизнь и может быть оправдана вечным дроблением этой риторической цельности. Не призрачна ли цельность в самой природе, куда мы вносим ее только требовательной мечтой?' (КО, 442)

'Наш стих, хотя он, может быть, и не открывает новой поэтической эры, но идет уже от бесповоротно-сознанного стремления символически стать самой природою, отображая и плавные уклоны лебединых белоснежностей, и все эти переплески ее жизней и желаний, и самобытность камней, и все, что вечно обновляется, не переставая быть сном; наконец, все, что сильно своей влюбленностью: не любовью, с ее жертвами, тоской, упреками и отчаяньем, а именно веселой и безоглядной влюбленностью в себя и во всех; и при этом поэт не навязывает природе своего я, он не думает, что красоты природы должны группироваться вокруг этого я, а напротив, скрывает и как бы растворяет это я во всех впечатлениях бытия'. (КО, 100).

Чуждающимся природы Анненского, конечно, считать нельзя. На поверхности - любовь к цветам, хотя они как раз часто рукотворны. Но у него есть ещё листы и ели.

Ведь и статья "О современном лиризме" начинается цветочно, знаменитой фразой, почти афоризмом: "Жасминовые тирсы наших первых менад примахались быстро".

А вот тяга к природе в стихотворении 'Желание':

Когда к ночи усталой рукой
Допашу я свою полосу,
Я хотел бы уйти на покой
В монастырь, но в далеком лесу,

Где бы каждому был я слуга
И творенью господнему друг,
И чтоб сосны шумели вокруг,
А на соснах лежали снега...

Мне думается, что Иннокентий Фёдорович несколько преувеличивал, говоря (со слов сына), что он не любил природу. Пытался скрыться, скрыть эту глубоко волновавшую его тему. И которую он не раз продумывал.

Вот он пишет в речи и статье 'О формах фантастического у Гоголя' (1890):

"Что такое действительность? Это то, что брошенный стул будет лежать, пока его не поднимут. Но действительность есть необходимая форма только для жизни. Искусство сближается с жизнью вовсе не в действительности, а в правде, т. е. в различении добра и зла."

Конечно, контекст в статье другой. Но первейшая составляющая "действительности" - это именно природа и она для Анненского - "только для жизни", жизни как физического существования, без "различения добра и зла". Природа равнодушна к человеку, не выделяя его из сонма других существ. А для Анненского первостепенный интерес составляет поиск правды, инструментом чего является искусство, т.е. не природа. Это внутренне подавляет его, потому что он прекрасно понимает исходную природность человека, его телесность. Чтобы сблизить человека и природу, он наделяет её в своём творчестве телесными признаками. Часто, как ему кажется, получается не очень, заставляет мучиться, и он прикрывается этим "не люблю".

Опровергает это "не люблю" уже хотя бы то, что спустя год Анненский прочитал в Киеве доклад, специально посвящённый природе, да с таким глубоким и тонким пониманием деталей и чёрточек - 'Об эстетическом отношении Лермонтова к природе' (1891). Эта формально гимназическая речь, имеющая педагогическую направленность, во многом адресована не школьникам. Уже тогда Анненский мог бы признаться, что говорил о том, что им "владело" и что он "хотел сберечь в себе, сделав собою".

"Стихия поэта - природа и духовная независимость."

"Чувство красоты в поэте обыкновенно тесно соединено с чувством природы. Наука доказала, что эстетическое отношение к природе вовсе не есть нечто исконное: оно развивается с другими душевными свойствами человека."

А вот в письмах.

А. В. Бородиной, 1899:

"У нас зима, глубокая и такая серебряная, какой я никогда не видел. Знаете, на деревьях совсем не видно черноты: ветки стали толстые и искристые от инея; свет голубых электрических звезд среди этих причудливых серебряных кораллов дает минутами волшебное впечатление. У нас нет таких звёзд, как у Вас: наши не лучат, не теплятся, а только сверкают, но я люблю северные звезды: они мне почему-то напоминают глаза ребенка, который проснулся и притворяется спящим".

А. В. Бородиной, авг. 1900:

"Одну ночь вспоминаю с удовольствием, это, когда мы плыли из Царицына в Астрахань. Это было волшебное небо, полная луна, золотая, а другая в воде серебряная; даль серебряная, вода, небо, блеск, тишина... Звезды, как у нас бывают только зимой, большие, яркие".

А. В. Бородиной, 7 янв. 1901:

"Солнца, побольше солнца с его светом, теплом, улыбками, тенями, с его медленным и светлым движением, его игрою, капризами и светлым следом на померкшем вечернем небе. Желаю Вам, дорогая кузина, солнца в жизни, - в нём всё".

По теме "Анненский и природа" написано:

Бахтин М. М. Анненский. С. 228.

Мотив недоумения переносится и на пейзаж. Ярких пейзажей у Анненского нет, и даны они в минорных тонах. По характеру пейзаж сродни предмету: он обходится без человека, в себе заключает настроение.

Поринец Ю. Ю. Методическое наследие И. Ф. Анненского. КД 13.00.02. Санкт-Петербург, 2001: Глава II. Параграф 2. Развитие эстетического отношения к природе в мелодической системе И. Ф. Анненского.

Ермакова А. В. И. Ф. Анненский и А. Рембо: перевод как повторное творчество (на примере стихотворения "Sensation" А. Рембо). С. 84. PDF // Вестник Костромского ГУ. 2018. ? 4. С. 84. Источник  (дата обращения: 03.03.2025).

У Анненского роль пейзажа возрастает: из обстоятельства места он становится образом, символически отражающим внутреннее течение жизни.

О принципиальном слиянии пейзажных впечатлений и перипетий внутренней жизни в лирике Анненского пишет Л.Я. Гинзбург. Природа Анненского, по Гинзбург, 'так тесно слилась с человеком, что не воспринималась уже в качестве инородного опосредствования его внутреннего мира' [4, с. 302]