Сокращения

Обновление: 10.11.2024

Что такое поэзия?

Примечания

Источник текста и примечаний: КО. С. 201-207; 444; 606-608.
Lib.Ru Классика, OCR М. Н. Бычков

Буквица М. В. Добужинского из журнала "Аполлон". Виньетка в конце С. Ю. Судейкина.

201

того я не знаю. Но если бы я и знал, что такое поэзия (ты простишь мне, неясная тень, этот плагиат!), то не сумел бы выразить своего знания или, наконец, даже подобрав и сложив подходящие слова, все равно никем бы не был понят. Вообще есть реальности, которые, по-видимому, лучше вовсе не определять. Разве есть покрой одежды, достойный Милосской богини?

Из бесчисленных определений поэзии, которые я когда-то находил в книгах и придумывал сам (ничего не может быть проще и бесполезней этого занятия), в настоящую минуту мне вспоминаются два.

Кажется, в "Солнце мертвых"¹ я читал чьи-то прекрасные слова, что последним из поэтов был Орфей, а один очень ученый гибрид сказал, что "поэзия есть пережиток мифологии"². Этот несчастный уже умер... Да и разве можно было жить с таким сознанием? Два уцелевших в моей памяти определения, несмотря на их разноречивость, построены, в сущности, на одном и том же постулате "золотого века в прошлом". Эстетик считал, что этот век отмечен творчеством богов, а для мифолога в золотой век люди сами творили богов. Я бы не назвал этого различия особенно интересным, но эстетически перед нами: с одной стороны - сумеречная красота Данте, с другой - высокие фабричные трубы и туман, насыщенный копотью.

Кажется, нет предмета в мире, о котором бы сказано было с такой претенциозностью и столько банальных гипербол, как о поэзии.

Один перечень метафор, которыми люди думали подойти к этому явлению, столь для них близкому и столь загадочному, можно бы было принять за документ человеческого безумия.

Идеальный поэт поочередно, если не одновременно, являлся и пророком (я уже не говорю о богах), и кузнецом, и гладиатором, и Буддой, и пахарем, и демоном, и еще кем-то, помимо множества стихийных и вещественных уподоблений. Целые века поэт только и делал, что пировал и непременно в розовом венке, зато иногда его ставили и на поклоны, притом чуть ли не в веригах.

По капризу своих собратьев, он то бессменно бренчал на лире, то непрестанно истекал кровью, вынося при этом такие пытки, которые не снились, может быть, даже директору музея восковых фигур.

Этот пасынок человечества вместе с Жераром де Нерваль отрастил себе было волосы Меровинга и, закинув за левое плечо синий бархатный

202

плащ, находил о чем по целым часам беседовать с луною, немного позже его видели в фойе Французской комедии, и на нем был красный жилет, потом он образумился, говорят, даже остригся, надел гуттаперчевую куртку (бедный, как он страдал от ее запаха!) и стал тачать сапоги в общественной мастерской, в промежутках позируя для Курбе и штудируя книгу Прудона об искусстве. Но из этого ничего не вышло, и беднягу заперли-таки в сумасшедший дом³. Кто-кто не указывал поэту целей и не рядил его в собственные обноски? Коллекция идеальных поэтов все растет, и я нисколько не удивлюсь, если представители различных видов спорта, демонизма, и даже профессий (не исключая и воровской) обогатят ее когда-нибудь в свою очередь.

Хотя я и написал в заголовке: Что такое поэзия? - но вовсе не намерен ни множить, ни разбирать определений этого искусства. К тому же мне решительно нечему учить, так как в сфере поэтики у меня есть только наблюдения, желания или сомнения. Конечно, мысль, этот прилежный чертежник, вечно строит какие-нибудь схемы, но, к счастью, она тут же и стирает их без особого сожаления.

Прежде всего - о метафоре "поэтический образ".

Если не говорить о чисто психических актах, то эту метафору надо прилагать к поэтическим явлениям с большими оговорками.

Хотя Гораций и сказал Ut pictura poësis*, но образ есть неотъемлемая и неизбежная (кажется) принадлежность живописи; он предполагает нечто конкретное и ограниченное, обрезанное. В известной мере всякий образ безусловен, самостоятелен и имеет самостоятельную ценность.

Откроем наудачу Пушкина:

Вокруг лилейного чела,
Как туча, локоны чернеют,
Звездой горят ее глаза,
Ее уста, как роза, рдеют⁴.

Здесь целый букет, целый мелодический дождь символов, но причем же тут живопись?

* Поэзия как живопись⁵ (лат.).

Вообще поэзии приходится говорить словами, т. е. символами психических актов, а между теми и другими может быть установлено лишь весьма приблизительное и притом чисто условное отношение. Откуда же возьмется в поэзии, как языке по преимуществу, живописная определенность? Сами по себе создания поэзии не только не соизмеримы с так называемым реальным миром, но даже с логическими, моральными и эстетическими отношениями в мире идеальном. По-моему, вся их сила, ценность и красота лежит вне их, она заключается в поэтическом гипнозе. Причем гипноз этот, в отличие от медицинского, оставляет свободной мысль человека и даже усиливает в ней ее творческий момент. Поэзия приятна нам тем, что заставляет нас тоже быть немножко поэтами и тем разнообразить наше существование.

203

Музыка стиха, или прозы, или той новой формы творчества, которая в наши дни (Метерлинк⁶, Клодель⁷) рождается от таинственного союза стиха с прозой, не идет далее аккомпанемента к полету тех мистически окрашенных и тающих облаков, которые проносятся в нашей душе под наплывом поэтических звукосочетаний. В этих облаках есть, пожалуй, и слезы наших воспоминаний, и лучи наших грез, иногда в них мелькают даже силуэты милых нам лиц, но было бы непростительной грубостью принимать эти мистические испарения за сознательные или даже ясные отображения тех явлений, которые носят с ними одинаковые имена.

Открываю наудачу книгу поэта, стоящего на грани двух миров, - романтики и символизма, - Бодлера.

Вот 77-й цветок из его "мучительного букета":

Pluviose, irrité contre la vie entière
De son urne à grands flots verse un froid ténébreux
Aux pâles habitants du voisin cimetière
Et la mortalité sur faubourgs brumeux.

Mon chat sur le carreau cherchant une litière
Agite sans repos son corps maigre et galeux.
L'àme d'un vieux poète erre dans la gouttière
Avec la triste voix d'un fantôme frileux.

Le bourdon se lamente et la bûche enfumée
Accompagne en fausset la pendule enrhumée,
Cependant qu'en un jeu plein de sales parfums,

Héritage fatal d'une vieille hydropique,
Le beau valet de coeur et la dame de pique
Causent sinistrement de leurs amours défunts⁸.

Если вы захотите видеть в этом сонете галерею "образов", то из поэтического перла он обратится в какую-то лавку au bric-a-brac.*

* Старьевщика (фр.).

Месяц дождей, злой на все живое, бросает с неба воду целыми шайками: до бледных обитателей кладбища достигает только черный холод, но в тумане предместья уже гнездятся эпидемии. На моем окне кошка ищет улечься поудобнее и без отдыха движет своим худым и паршивым телом.
Душа старого поэта блуждает в водосточной трубе, и у нее грустный голос зябкого привидения. Жалобно стонет колокол, а в камине головешка подпевает фальцетом стенным часам, у которых насморк. Между тем в колоде карт, среди ароматов грязи - покойница страдала водянкой - красавец валет червей и дама пик зловещим шепотом перебирают эпизоды из своего погребенного романа.

Я не знаю, о чем думаете вы, читатель, перечитывая этот сонет. Для меня он подслушан поэтом в осенней капели. Достоевский тоже слушал

204

эту капель и не раз: "Целые часы, - говорит он, - проходили таким образом, дремотные, ленивые, сонливые, скучные, словно вода, стекавшая звучно и мерно в кухне с залавка в лохань" ("Господин Прохарчин". Соч. Дост. 1, 174, изд. 1886 г.).

Сонет Бодлера есть отзвук души поэта на ту печаль бытия, которая открывает в капели другую, созвучную себе мистическую печаль. Символы четырнадцати строк Бодлера - это как бы маски или наскоро наброшенные одежды, под которыми мелькает тоскующая душа поэта, и желая, и боясь быть разгаданной, ища единения со всем миром и вместе с тем невольно тоскуя о своем потревоженном одиночестве.

Но, может быть, вы найдете мой пример мало характерным.

Хотите, возьмем кого-нибудь постарше... Может быть, Гомера.

Один старый немецкий ученый просил, чтобы его последние минуты были скрашены чтением "Илиады", хотя бы каталога кораблей⁹. Этот свод легенд о дружинниках Агамемнона, иногда просто их перечень, кажется нам теперь довольно скучным; я не знаю, что любил в нем почтенный гелертер - свои мысли и труды или, может быть, романтизм своей строгой молодости, первую любовь, геттингенскую луну и каштановые деревья? Но я вполне понимаю, что и каталог кораблей был настоящей поэзией, пока он внушал. Имена навархов, плывших под Илион¹⁰, теперь уже ничего не говорящие, самые звуки этих имен, навсегда умолкшие и погибшие, в торжественном кадансе строк, тоже более для нас не понятном, влекли за собою в воспоминаниях древнего Эллина живые цепи цветущих легенд, которые в наши дни стали поблекшим достоянием синих словарей, напечатанных в Лейпциге¹¹. Что же мудреного, если некогда даже символы имен под музыку стиха вызывали у слушателей целый мир ощущений и воспоминаний, где клики битвы мешались со звоном славы, а блеск золотых доспехов и пурпуровых парусов с шумом темных эгейских волн?

Удивление перед героическими силуэтами Одиссеев и Ахиллов еще связывает нас кое-как с древними почитателями Гомера, но было бы просто смешно сводить живую поэзию с ее блеском и ароматом на академические линии во вкусе Корнелиуса¹² и Овербека¹³.

Итак, значит, символы, т. е. истинная поэзия Гомера, погибли? О нет, это значит только, что мы читаем в старых строчках нового Гомера, и "нового", может быть, в смысле разновидности "вечного".

Когда люди перестали различать за невнятным шорохом гекзаметра плеск воды об ахейские весла, дыхание гребцов, злобу настигающего и трепет настигаемого, они стали искать у Гомера новых символов, вкладывать в его произведения новое психическое содержание. "Одиссея" в переводе Фосса¹⁴ тоже прекрасна, только античность точно преломилась у немецкого переводчика в призме немецкой пасторали. Среди гекзаметров, говорящих о семье Алкиноя, нет-нет да и послышатся гулкие звонки темно-красных коров с черными глазами, пахнет парным молоком, мелькнут зеленые шнуровки, большие красные руки, честный Ганс на его деревянных подошвах; вот медленно раскуривается чья-то трубка, а вот и

205

пастор в черной шляпе и с палкой, сгорбившись, проходит около церковной ограды.

Но тревожной душе человека XX столетия добродетель пасторали едва ли ближе бранной славы эпоса, и символы Гомера возбуждают в нас уже совсем другие эстетические эмоции. Ахилл дразнит нашу фантазию своей таинственной и трагической красотой. Волшебница Кирка рисуется нам с кошачьей спиной, как у Берн-Джонса¹⁵, а на Елену мы уже не можем смотреть иначе, как сквозь призму Гете или Леконта де Лиля¹⁶.

Ни одно великое произведение поэзии не остается досказанным при жизни поэта, но зато в его символах надолго остаются как бы вопросы, влекущие к себе человеческую мысль. Не только поэт, критик или артист, но даже зритель и читатель вечно творят Гамлета.

Поэт не создает образов, но он бросает веками проблемы. Между дантовской Беатриче и "Мадонной звезды" Фра Беато¹⁷, несмотря на родственность концепций, лежит целая пропасть. Задумывались ли вы когда-нибудь над безнадежностью иллюстраций поэзии? Конечно, карандашные рисунки Боттичелли¹⁸ безмерно интереснее банальной роскоши Доре¹⁹ и его вечного грозового фона. Но даже в усиленно строгих штрихах нежного кватрочентиста мы видим не столько Данте, сколько любовь Боттичелли к Данте. И если бы даже сам Данте Габриэль Россетти²⁰ попробовал кистью передать нам Офелию, то неужто, бессильно подпадая ее очарованию, вы бы ни на минуту не оскорбились за ту вечную Офелию, которая может существовать только символически, в бессмертной иллюзии слов?

Создания поэзии проектируются в бесконечном. Души проникают в них отовсюду, причудливо пролагая по этим облачным дворцам вечно новые галереи, и они могут блуждать там веками, встречаясь только случайно.

Но вернемся к первому из определений поэзии, о которых я говорил выше. Последним из поэтов был Орфей. Отчего же был? Разве черное весло Орфея красивее в золотистом тумане утра, чем в алых сумерках? Золотой век поэзии в прошлом - это постулат, но даже не Евклидов. Я вовсе не думаю вас уверять, что Ренье²¹ более поэт, чем Гюго, но зачем же закрывать глаза на эволюцию, которая и в поэзии совершается столь же неизменным образом, как во всех других областях человеческого духа?

Наследие поэтического стиля кажется нам все более и более громоздким. Хочется уйти куда-нибудь от этих банальных метафор, наивных гипербол и отделаться, наконец, от этих метких общих мест.

Грубый факт, все, что не успело стать свободной мыслью, частью моего я, мало-помалу теряет власть над поэзией. Факт диккенсовского героя напрасно надевал маски то археологии, то медицины, то этнографии, то психологии, то истории - в нем не становилось от этого больше силы внушения. Куда, в самом деле, девалась пресловутая фотография действительности и где все эти протоколы, собственные имена, подобранные из газетных хроник и т. д.? Красота свободной человеческой мысли в ее

206

торжестве над словом, чуткая боязнь грубого плана банальности, бесстрашие анализа, мистическая музыка недосказанного и фиксирование мимолетного - вот арсенал новой поэзии.

С каждым днем в искусстве слова все тоньше и все беспощадно-правдивее раскрывается индивидуальность с ее капризными контурами, болезненными возвратами, с ее тайной и трагическим сознанием нашего безнадежного одиночества и эфемерности. Но целая бездна отделяет индивидуализм новой поэзии от лиризма Байрона и романтизм от эготизма²².

С одной стороны - я, как герой на скале, как Манфред, демон; я политического борца; а другой я, т. е. каждый, я ученого, я, как луч в макрокосме; я Гюи де Мопассана и человеческое я, которое не ищет одиночества, а напротив, боится его; я, вечно ткущее свою паутину, чтобы эта паутина коснулась хоть краем своей радужной сети другой, столь же безнадежно одинокой и дрожащей в пустоте паутины; не то я, которое противопоставляло себя целому миру, будто бы его не понявшему, а то я, которое жадно ищет впитать в себя этот мир и стать им, делая его собою.

Вместо скучных гипербол, которыми в старой поэзии условно передавались сложные и нередко выдуманные чувства, новая поэзия ищет точных символов для ощущений, т. е. реального субстрата жизни и для настроений, т. е. той формы душевной жизни, которая более всего роднит людей между собой, входя в психологию толпы с таким же правом, как в индивидуальную психологию.

Стихи и проза вступают в таинственный союз.

Символика звуков и музыка фразы занимают не одних техников поэзии. Синкретизм ощущений, проектируясь в поэзии затейливыми арабесками, создает для нее проблему не менее заманчивую, чем для науки, и, может быть, более назревшую. Не думаю, чтобы кого-нибудь еще дурачили "фолады" Макса Нордау²³ или обижал его жирный смех.

Растет словарь. Слова получают новые оттенки, и в этом отношения погоня за новым и необычным часто приносит добрые плоды. Создаются новые слова и уже не сложением, а взаимопроникновением старых.

Вспомните хотя бы слово Лафорга²⁴ violupte (из violer* и volupte** - нечто вроде "карамазовщины").

^* Нарушать, преступать, осквернять (фр.).
** Сладострастие, наслаждение, нега (фр.).

Поэт вслед за живописцем входит в новое, чисто эстетическое общение с природой (за Тернером²⁵, Берн-Джонсом, Рескиным²⁶) - Леконт де Лиль, Лоти²⁷, Поль Клодель - уже не дети счастливых Афин и не обитатели "индийской хижины"²⁸, и они идут не по стопам божественного Гете.

Наконец, строгая богиня красоты уже не боится наклонять свой розовый факел над уродством и разложением.

Мир, освещаемый правдивым и тонким самоанализом поэта, не может не быть страшен, но он не будет мне отвратителен, потому что он - я.

207

Я не пишу панегирика поэзии, которая делается в наши дни, и знаю, что ей недостает многого . . . . . . . . . .

Она - дитя смерти и отчаяния, потому что хотя Полифем уже давно слеп, но его вкусы не изменились, а у его эфемерных гостей болят зубы от одной мысли о том камне, которым он задвигается на ночь* . . . . . . . . . .

* Связь этого образа с традицией платонизма отмечалась: Сonrad В. I. F. Annenskijs poetische Reflexionen. München: Fink, 1976. S. 91. И комментируется: Пономарева Г. М. Анненский и Платон (трансформация платонических идей в 'Книгах отражений' И. Анненского). С. 78-79.

444

Вариант:

С. 207. После: Я не пишу панегирика поэзии ... ей недостает многого: В ней нет гения, нет духа и творческого начала (ед. хр. 169, л. 17).

П р и м е ч а н и я:

606

Впервые - А, 1911, 6, с. 51-57, с подзаголовком "Посмертная статья Иннокентия Анненского" и с редакционным примечанием: "Написана в 1903 г. - набросок вступления к первой книге стихов". Это примечание является основанием для датировки данной статьи, предназначавшейся для сборника стихов "Тихие песни" (1904). Автограф: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 169, 170.
А. И. Червяков предлагает датировать статью 1902 годом, см. прим. 5 к письму Анненского к Е. М. Мухиной от 5 июля 1905 г.
Печатается по тексту первой публикации. В этой статье нашла выражение одна из самых характерных особенностей творческого метода Анненского, который был определен Вяч. Ивановым как "ассоциативный" символизм (Вяч. Иванов. Борозды и межи. М., 1916, с. 291). Вяч. Иванов указал на это как на главный признак, отличающий метод Анненского от метода символистской школы: "Как различен от этого символизма по методу и по духу, тот другой, который пишет на своем знамени a realibus ad realiora и <...> сразу называет предмет, прямо определяя и изображая его ему присущими, а не ассоциативными признаками <...>" (там же, с. 294).
См. статью Вяч. Иванова "О поэзии Иннокентия Анненского".
Анненский за две недели до смерти читал и комментировал статью С. К. Маковскому, см.: Маковский С. К. Иннокентий Анненский - критик.

Исследования и наблюдения:

Сопоставление фрагмента о гомеровском перечне кораблей со стихотворением О. Э. Мандельштама 'Бессонница. Гомер. Тугие паруса:':
Нильссон Н. А. "Бессонница..." // Мандельштам и античность: Сборник статей / Под ред. О. А. Лекманова. Москва: ТОО "Радикс", 1995. (Записки Мандельштамовского общества; Т. 7). С. 67.
Калмыкова В. В. [Анненский] // Мандельштамовская энциклопедия. В 2-х т. Том 1. / Авт.-сост. П. М. Нерлер, О. А. Лекманов. М.: РОССПЭН, 2017. С. 78.
Подворная А. В. Анненский: между классикой и модернизмом: учебное пособие. С. 17-19. PDF 3,5 MB
Пурин А. А. Недоумение и Тоска.

28 февраля 2023

¹ "Солнце мертвых" - роман французского писателя-символиста Камиля Моклера (1872-1945). См.: С. Mauclair. Le soleil des morts, roman contemporain. Paris, Paul Ollendorff, 1898.

Записки составителя: Ещё раз о "черном солнце" О. Мандельштама PDF

² ...а один очень ученый гибрид сказал, что "поэзия есть пережиток мифологии". - Такая точка зрения была весьма распространенной, а потому не представляется возможным указать, кого именно из ученых имел в виду Анненский.

³ Этот пасынок человечества... и беднягу заперли-таки в сумасшедший дом. - Здесь дан собирательный образ поэта вообще, в котором угадываются черты нескольких реальных поэтов; Теофиля Готье (1811-1872) - "немного позже его видели в фойе Французской комедии, и на нем был красный жилет"; Шарля Бодлера (1821-1867) - "в промежутках позируя для Курбе" - известен портрет Бодлера работы Г. Курбе (1848); в лечебнице для душевнобольных умер Жерар де Нерваль (1808-1855), как и Ш. Бодлер. Меровинги - династия франкских королей (конец V - середина VIII в.). Вероятно, имеется в виду Карл Великий. Прудон Пьер Жозеф (1809-1865) - французский публицист, экономист. Речь идет о трактате Прудона "Искусство, его основания и общественное назначение" (1865).
См. также прим. 5 к статье "Генрих Гейне и мы".

607

⁴ Вокруг лилейного чела... - Неточная цитата из "Полтавы" Пушкина; первая строка соединена с близкой из "Бахчисарайского фонтана" - ср.: "Вокруг высокого чела, / Как тучи, локоны чернеют. / Звездой блестят ее глаза, / Ее уста, как роза, рдеют" ("Полтава") и: "Вокруг лилейного чела / Ты косу дважды обвила..." ("Бахчисарайский фонтан").

⁵ Поэзия как живопись - См. "Искусство поэзии", 361.

⁶ Метерлинк Морис (1862-1949) - бельгийский драматург и поэт.

⁷ Клодель Поль Луи Шарль (1868-1955) - французский писатель-символист. В статье "Античный миф в современной французской поэзии" Анненский писал о нем: "Клодель это сноб и вместе с тем экзотист - это оптик самого страстного воображения" ("Гермес", 1908, 8, с. 210).

⁸ Бодлер Шарль (1821-1867) - французский поэт-символист. "Вот 77-ой цветок из его "мучительного букета": "Pluviose, irrité centre, la vie entière..." - Анненский приводит здесь сонет "Сплин", который входит в сборник "Цветы зла". См.: Charles Baudelaire. Les fleurs du mal. Précédées d'une notice par Théophile Gautier. Paris, Calmann Levy, editeur, 1901, p. 198. В современных изданиях эта пьеса печатается под номером CXXV. Подстрочный прозаический перевод сонета "Сплин", который следует далее, принадлежит Анненскому.

⁹ Один старый немецкий ученый просил, чтобы его последние минуты были скрашены чтением "Илиады", хотя бы каталога кораблей. - О ком здесь идет речь, не установлено.

¹⁰ Навархи, плывшие под Илион... - наварх - предводитель флота и главнокомандующий боевых сил у спартанцев (с 480 г. до н. э.). Применение этого понятия к "Илиаде" - анахронизм.

¹¹ ...синих словарей, напечатанных в Лейпциге. - Имеются в виду скорее всего следующие известные издания немецких словарей: Brockhaus Konversations-Lexikon. Bd 1-16. Leipzig, L. A. Brockhaus, 1882-1887; Meyers Konversations-Lexikon. Bd 1-21. Leipzig und Wien, 1896-1901.
На самом деле  речь идет о словаре: 'Ausführliches Lexikon der griechischen und römischen Mythologie' под редакцией Вильгельма Рошера. См. указание В. В. Зельченко здесь: Иннокентий Анненский.  История античной драмы. СПб., "Гиперион", 2003. С.  325.

¹² Корнелиус Петер (1783-1865) - немецкий художник. Им была выполнена серия рисунков к "Фаусту" Гете.

¹³ Овербек Иоганн Фридрих (1789-1869) - немецкий живописец романтического направления, был дружен с Корнелиусом.

¹⁴ Фосс Иоганн-Фридрих (1751-1826) - немецкий поэт и переводчик. Его переводы Гомера - "Одиссея" (1781) и "Илиада" (1793) были широко известны в Германии.

¹⁵ Берн-Джонс Эдуард Коли (1833-1898) - английский художник, принадлежал к младшему поколению прерафаэлитов. Картины Берн-Джонса на лирические и легендарные темы носят символический характер. Испытал влияние Россетти. См. прим. 20.

¹⁶ ...а на Елену мы уже не можем смотреть иначе, как сквозь призму Гете или Леконта де Лиля. - Речь идет о воплощениях образа Елены в "Фаусте" Гете и поэме Леконта де Лиля "Елена" ("Helene"), которая вошла в его сборник "Античные стихотворения" ("Poemes antiques"), Леконт де Лиль Шарль (1818-1894) - французский поэт.

¹⁷ Фра Беато, Фра Джованни да Фьезоле (1387-1455) - итальянский художник раннего Возрождения.

¹⁸ Боттичелли Сандро (1445-1510) - итальянский живописец флорентийской школы. Им были выполнены рисунки к "Божественной комедии" Данте (1492-1497).

¹⁹ Доре Гюстав (1832-1883) - французский график, прославившийся иллюстрациями произведений мировой классики и Библии. Здесь речь идет об иллюстрациях Доре к "Божественной комедии" Данте.

²⁰ Россетти Данте Габриэль (1828-1882) - английский художник и поэт, один из основателей "братства" прерафаэлитов; один из основоположников символизма и декадентства в английском искусстве.

²¹ Ренье Анри Франсуа Жозеф де (1864-1936) - французский писатель и поэт; символист.

608

²² Эготизм - термин М. Нордау (см. след. прим.), который он применяет для определения творчества современных писателей, упрекая их в чрезмерном индивидуализме и эстетизме, в непонимании интересов среднего нормального человека, в эгоистической удаленности от толпы.

²³ Нордау (Зидфельд) Макс (1849-1923) - немецкий писатель. Известен своими книгами "Условная ложь", "Парадоксы" (1885), а также сб. "Вырождение" (1892-1893), где он критикует современную европейскую литературу с точки зрения медицины. В этой книге он развенчивает символистов, прерафаэлитов, весь европейский декаданс, рассматривая всех выдающихся его представителей как пациентов психиатрической клиники.

²⁴ Лафорг Жюль (1860-1887) - французский поэт-символист. В каком именно произведении Ж. Лафорга встречается этот неологизм, не установлено.

²⁵ Тернер Джозеф Мэллорд Уильям (1775-1851) - английский живописец. В своих пейзажах, а также в произведениях на библейские и мифологические сюжеты обнаруживал склонность к романтической фантастике, к передаче редких световых эффектов.

²⁶ Рескин Джон (1819-1900) - английский теоретик искусства, художественный критик, историк, публицист.

²⁷ Лоти Пьер (1850-1923) - французский писатель.

²⁸ ...обитатели "индийской хижины"... - Имеется в виду роман Ж. А. Бернардена де Сен-Пьера (1737-1814) "Индийская хижина" (1791), в котором религиозная нетерпимость и схоластика противопоставлены простоте и мудрости человека природы.

вверх

Сокращения